Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных

– А вы, значит, полагаете, что это не так? – спросила Катя, все-таки огорченная тем, что дело не закрыто, что придется ей, по всему видно, ехать сейчас к Анне Антоновне.

– Вы же знаете, что я думаю, – откликнулся Алексей Петрович. – Я полагаю, что здесь дело не в политике, не в мистике, а в деньгах. На мой взгляд, чем мотив проще да приземленней, тем он и вернее. По-моему, все преступления по большому счету и совершаются только из-за тех вещей, что можно потрогать, а идеи, это все так, одно только прикрытие, да и оправдание для собственной совести. Утешение, так сказать. Я твердо уверен, что у любого преступника совесть точно так же имеется и требует своей дани. Потому и прикрывается, и утешается, и оправдывается всякий чем может. И отчего-то вот для совести предпочтительнее идейные, я бы даже сказал, духовные оправдания и мотивы. Отчего-то человеческая совесть с такими мотивами мирится легче и уступает таким вот уговорам охотнее. Разве вы сами такого не замечали? Нам и преступника, злодея, совершившего самый что ни на есть мерзкий поступок, легче оправдать, если имеется у него оправдание духовного порядка. Не замечали такого?

Катя на минуту задумалась и согласно кивнула:

– Пожалуй, вы правы, Алексей Петрович. Для совести легче, если есть идея, пусть хоть какая-нибудь. А материальная выгода, она да, больно уж неприглядно смотрится.

– Так и хочется, чтобы ее чем-нибудь прикрыли? – подсказал Сульский.

– Хочется, – снова согласилась Катенька. – Вы правы. И вы правы в том, что духовные мотивы будто бы как-то даже облагораживают преступление, хоть бы и самое злодейское. Хоть бы даже и откровенное зверство.

– Потому и существует такое понятие, как месть, – промолвил Сульский. – Согласитесь, что может быть лучше такого оправдания? Чем еще можно так прикрыться? Материальной выгоды вроде как никакой, а насколько благородно выглядит требование справедливости! Или там требование восстановить поруганную честь, оскорбленное достоинство. – Он помолчал. – Но поверьте, Катерина Дмитриевна, все равно в каждом преступнике живет очень матерьяльный и очень четкий расчет на богатства и выгоду иного, более конкретного свойства. Просто не у всех получается это поиметь, тогда и приходится удовлетворяться выгодами духовными, навроде высокой идеи или справедливой мести.

– А вы философ, – мягко заметила Катенька.

– Есть немного, – улыбнулся Сульский. – Но я, кажется, заболтался, – он взглянул на часы, показывающие уже начало первого. – Мне пора, Катерина Дмитриевна. Если появятся какие-нибудь новости, то непременно вам сообщу.

– Да и мне пора, – вздохнула Катенька. – Я поеду нынче к Анне Антоновне Васильевой. Хочу показать ей книгу, ну, ту самую… Вы, кстати, не видели, что с ней сотворил этот неизвестный господин.

– Покажите, – попросил Сульский.

– Тогда идемте, она, по-моему, в кабинете. – Катя поднялась из кресла и Сульский тотчас тоже поднялся.

Они прошли в кабинет, где на столе лежал растерзанный томик четьи-миней.

– Вот, полюбуйтесь, – вздохнула Катенька, протягивая Сульскому книгу. – Ума приложить не могу, что ему понадобилось в книге. Что он в ней искал? Что в ней вообще могло находиться?

– Н-да, интересно, – покачал головой Алексей Петрович. – Очень интересно. Однако это возможно узнать. Если вам, Катерина Дмитриевна, повезет и к вам попадет та самая книга, тогда нужно будет с ней сотворить то же самое.

– Вы полагаете, что мне это удастся? – без особенной надежды спросила Катя и погрустнела. – Очень мне не хочется, Алексей Петрович, разговаривать с Анной Антоновной на эту тему, – призналась она.

– Отчего же? Полагаете, что она все-таки имеет касательство к происходящему, или не хотите, наоборот, высказывать ей свое недоверие? – поинтересовался он.

– Сама не знаю, – вздохнула Катя и пожала плечиками. – Нет у меня уверенности, что Анна Антоновна не знала, что происходит. Как вот вспомню, что она тогда сказала: «Авось ничего у них не выйдет…» – Катенька нахмурилась. – Ну да ладно, лучше уж попробовать суть дела выяснить, чем вот так в сомнениях оставаться.

– Это вы верно заметили, – улыбнулся Сульский. – Уж лучше, по мне, жалеть о том, что сделал, чем о том, что должен был бы, хотел бы, да не сделал.

– А еще лучше и вовсе ни о чем не жалеть, – добавила Катя и посмотрела ему в глаза. – Но вот это-то как раз почти никогда и не удается сделать. Ну что ж, желаю вам удачи, Алексей Петрович. Очень надеюсь, что вы нынче не зря туда едете. Вы ведь туда сейчас, к дому вдовы Ковалевой?