Майкл Грубер: Книга воздуха и теней

— Может быть. Но если Хаас умер, это уже совсем не комедия.

— Знаешь, ты тоже был бы само совершенство, если бы не твоя привычка ко всему приплетать кино. Если я перестану лгать и убегать, ты откажешься от нее?

— Заметано.

Он поцеловал ее холодные губы, думая: медленное затемнение, музыка играет громче, конец фильма.

Я нашел этот документ, перекачивая файлы в новый компьютер, и решил добавить к нему небольшую коду. Официальное окончание этой истории — забытая пьеса, поразительные рукописи Брейсгедла — Шекспира, вмешательство Шванова, сцена в хижине, роковая судьба Микки Хааса — слишком подробно и часто освещалось, чтобы повторять это здесь. Я лишь хочу подвести свои собственные итоги, чтобы, если в будущем какой-нибудь дотошный исследователь случайно наткнется на этот файл, как мы наткнулись на последнее письмо бедняги Брейсгедла, рассказ был хоть отчасти завершен.

Должен с сожалением констатировать, что на сегодняшний день — а это десятое июня — мы с Амалией все еще живем раздельно. Но я не теряю надежды. Она часто бывает в городе, и, когда это происходит, мы обязательно встречаемся и много времени проводим вместе как друзья. В нынешнем году на Пасху мы ходили в церковь Святого Патрика. Это произвело на нее глубокое впечатление, о чем она сама мне сказала, одарив такой улыбкой, какой я давно уже не удостаивался. Думаю, на нее произвело впечатление и то, что я уже восемь месяцев добровольно придерживаюсь сексуального воздержания — самый долгий период с тех пор, как мисс Полански в служебной комнате библиотеки дала мне первый урок. Амалия не может унюхать (или почувствовать неким мистическим способом) исходящий от меня запах прелюбодеяния, и именно это, по-моему, заставляет ее поменять ко мне отношение. По-моему, проклятие над моей головой начало рассеиваться тогда, когда в холодной воде озера Генри Крозетти обратил мое внимание на тот факт, что я спасаю какую-то вымышленную женщину, а не своих детей. Да еще зрелище дочери, рискующей жизнью ради брата, которого, как мне казалось, она презирает. Это событие породило у меня отчетливое ощущение, что я неправильно представлял себе эмоциональные взаимоотношения своих близких и, вместо того чтобы обманывать самого себя, я должен просто выкачивать как можно больше любви из того крошечного запаса, каким располагаю, — не важно, платят мне взаимностью или нет. Так я и стараюсь поступать.

С радостью сообщаю, что присутствовал на представлении пьесы «Сон в летнюю ночь», где играла моя дочь (огромный успех, кстати, она затмила всех) и меня не тошнило. Я, возможно, никогда не стану завзятым театралом, но с моим неврозом, по-видимому, покончено. Я провожу много времени с Нико. В основном я просто сижу рядом, но несколько месяцев назад он спросил, могу ли я научить его плавать и поднимать тяжести. Он по-прежнему не смотрит на меня прямо, но иногда не отшатывается, если я прикасаюсь к нему.

Пол вернулся в свою миссию. Он чувствовал себя подавленным и потрясенным смертью Микки Хааса, хотя я много раз повторял ему, что это моя вина, а не его. Мне нужно было лишь позвонить в полицию и рассказать им всю историю. Они начали бы расследование, и ложь Паско тут же выплыла бы на поверхность, а подлинность писем и пьесы не вызывала бы сомнений, и т. д. Проклятый Паско! Священник-американец приходит к нему и спрашивает: известно ли ему что-нибудь о подделке неизвестной пьесы Шекспира? Конечно же, он отвечает: да, отец, я сам это проделал, и за пятьдесят тысяч расскажу вам, как именно. И Пол попался на удочку; вот что значит быть слишком умным и слишком подозрительным.

Мири оставила свой бизнес. Пора признаться, что она поставляла высококлассных девушек по вызову, и Шванов имел к этому самое непосредственное отношение. Конечно, его арест сделал жизнь сестры чище. Теперь она много времени проводит с Полом, занимается благотворительностью. Выглядит она потрясающе и носит усыпанный драгоценностями крестик в любое время и со всеми своими нарядами.

Папа сумел скрыться в обычной для него манере. Теперь, после нашей встречи, я чувствую, что мысль о нем уже не разъедает мне душу, как раньше. Верю ли я в то, о чем он рассказал мне тогда в лимузине? Может быть. Пока не уверен, но мне кажется, я простил его.

Мне недостает Микки Хааса. Даже выдуманный лучший друг лучше, чем никакого. Все три его жены присутствовали на похоронах. Мы вели себя настолько фальшиво и цивилизованно, насколько это вообще возможно. Он до конца остался верен своей профессии и своему художественному чутью, кинувшись в огонь ради спасения того, что было ему дороже жизни. Много ли членов Ассоциации современного языка имеют право сказать о себе то же самое?