Валерия Вербинина - Путешественник из ниоткуда

– Что вы сделали с детьми? – спросил Зимородков. Он был очень мрачен.

– Этого я вам не скажу, – отозвалась Ирина Васильевна. – Ей – скажу... Она мать, она имеет право знать.

Лицо женщины было безмятежно. Ирина Васильевна сидела, сложив руки на коленях, и вся ее фигура дышала странным спокойствием. Зимородков кивнул полицейскому, который стоял у двери, и тот впустил Веневитиновых. Очевидно, они находились в коридоре и все слышали. По лицу Андрея Петровича текли слезы, Анна Львовна задыхалась.

– Мерзавка! – выкрикнула она. – Подлая дрянь! Убийца!

– Сударыня, – проговорил Зимородков, морщась, – прошу вас...

– Будь ты проклята! – кричала Анна Львовна, не слушая его. – И ты, и твой сынок, и твоя подружка... Вы все несчастное отродье!

– Я-то несчастная? – сказала Ирина Васильевна, странно усмехаясь. – Да нет, я везучая, что ты... Могу даже своим везением поделиться.

Она сунула руку в карман и достала из него кусок веревки, испачканный кровью.

– Что? Что это? – пролепетала Анна Львовна, в ужасе глядя на него.

– Это? – отвечала Ирина Васильевна. – Веревка удавленника, которая всегда приносит счастье... – Она рассмеялась и задорно качнула веревкой в воздухе. – Я твоих детей ею давила. Хочешь, поделюсь своим счастьем? Чтобы и ты могла удавиться, – голосом, полным ненависти, добавила она.

То, что произошло вслед за тем, я не забуду до конца своих дней. Анна Львовна как-то качнулась, взвыла и осела на пол... Андрей Петрович кинулся к ней, но она билась, рвала на себе волосы и кусала руки. Из ее рта потекла пена...

– Доктора, скорее! – крикнул Зимородков. Он обернулся к Ирине Васильевне: – А вы... вы... – Он выхватил веревку из ее руки. – Вы бесчеловечны!

– Вы ее жалеете? – совершенно равнодушно спросила Ирина Васильевна. – Странно... Ее все жалеют, а меня – нет. – Женщина пожала плечами. – А впрочем, мне все равно.

И больше она не проронила ни слова.

Это дело – о жертве, ставшей палачом, – произвело в столице много шума, но уже потом. А вскоре после описанных событий я провожал баронессу Корф на вокзал. Кажется, ее ждал Париж, хотя я был вовсе не уверен, – Амалия ведь не из тех людей, которые делятся подробностями своей работы. И все же мне было грустно, что она уезжает и, может быть, я больше никогда ее не увижу.

– Но вы вернетесь? – спросил я.

– Конечно! – ответила она. – Кстати, как продвигаются ваши записки?

Я сказал, что близки к завершению и что, если они когда-нибудь увидят свет, издание будет посвящено ей. Баронесса улыбнулась.

– Только не ставьте мое имя полностью, – попросила она, – а то ваши читатели могут подумать бог весть что. Напишите просто: «Посвящается А. К.», и все.

Я пообещал, что исполню ее просьбу, и мы заговорили о моей новой службе. Я заметил между прочим, что мне очень нравится работать с Зимородковым, потому что он добросовестный и умный человек.

– Да, Саша очень хороший человек, – подтвердила Амалия. – Правда, немного замкнутый, но это ничего. Не думаю, что у вас возникнут с ним трудности.

– Он очень жалел, что нам не удалось спасти детей, – сказал я. – Но кто бы мог подумать, что убийца – Ирина Васильевна!

– Да уж, – вздохнула Амалия. – Она всегда казалась такой рассудительной, уравновешенной особой... Что же с ней будет?

– Не знаю, – отозвался я, – хотя сильно сомневаюсь, что ее адвокату удастся растрогать присяжных. Все-таки четыре убийства... Сейчас она находится в женской тюрьме, священник много с ней беседует, но без толку. Что ей ни скажет, она все ссылается на известные слова, мол, «око за око»...

Амалия поморщилась.

– А по делу Марьи Петровны выяснили что-нибудь? Нашлись свидетели, которые видели, что именно Веневитинова столкнула ее под поезд?

– Один свидетель, кажется, есть, – сказал я, – поручик в отставке. Но его показания нам уже ни к чему, потому что Анна Львовна сошла с ума.

После встречи с убийцей своих детей Веневитинова так и не оправилась. Она бормотала что-то бессвязное, отталкивала всех, кто к ней приближался, не узнавала мужа и то и дело принималась рыдать. Ее доктор не скрывал от меня, что считает ее выздоровление маловероятным.

– А что же Андрей Петрович? Ведь он прежде был так ей предан. И потом, они пережили такое горе...

– По-моему, Андрей Петрович уже утешился, – ответил я. – Во всяком случае, он махнул на свою жену рукой, разъехался с ней и совсем ее не навещает.

Амалия зябко передернула плечами.

– Кто же за ней ухаживает?