В довершение всего была пятница. А значит, на ужин будет карп.
Сдерживая кипящее раздражение, Элевайз пробормотала:
— Терпеть не могу карпа!
Жосс Аквинский быстро оглянулся в сторону дома: он хотел убедиться, что невестка не наблюдает за ними. Потом он поднял своего племянника и посадил его на широкую спину коня.
— Но-о! — закричал малыш дрожащим от возбуждения голосом. — Пошла, лошадка!
Жосс быстро сжал ладонями маленькие острые пятки, которые так и норовили вонзиться в бока его скакуна. Гораций был добрым и сильным конем, обычно невозмутимого нрава, но ведь никогда не знаешь наперед, как даже самое спокойное животное поведет себя в ответ на такое неожиданное воздействие.
— Тише, Огюст, приятель, — поспешно сказал Жосс. — Я ведь говорил тебе раньше, что «но-о!» — совсем не то, что нужно.
— А что нужно сказать, дядя Жосс? — запищал мальчуган. — Я все время забываю.
— Ну, ты можешь сказать «хоп!», если тебе очень хочется, — разрешил рыцарь. — Но лошади, как я объяснял, отзываются и на ноги, и на руки, и на голос. Нельзя использовать что-то одно, не подумав об остальном.
— И на задницу, дядя Жосс! Ты говорил, что нужно использовать задницу, чтобы держаться крепко в седле!
Ребенок вертелся от радости, наслаждаясь непривычной для него свободой в компании своего нестрогого дяди, — ему удалось сказать слово «задница» два раза и не получить за это взбучки!
— Так и есть, — улыбнулся Жосс. — Сиди крепко в седле, говорил я, дай старине Горацию знать, что ты «на коне».
— Я хочу скакать сам, без твоей помощи! — потребовал Огюст. — Ну пожалуйста, дядя Жосс!
— Нет! — Жосс сильнее сжал поводья. — Если твоя дорогая матушка узнает, что я всего лишь посадил тебя на лошадь, она спустит с меня шкуру, — проворчал он.
— Что значит «спустит шкуру», дядя Жосс? — слух у племянника был намного острее, чем предполагал Жосс.
— Э… ну… ничего особенного. Хорошо, Огюст, дружище, сейчас один круг по двору, а потом…
— Жосс! — раздался пронзительный женский голос. — Жосс, ты думаешь, что делаешь? О, осторожно! Осторожно!
Теофания Аквинская, казалось, была вне себя. Мать не только шестилетнего Огюста, но и его младшей сестренки и грудного братишки, она была женой самого младшего брата Жосса, Аселена. Едва завидев Жосса рядом со своими детьми, она тут же норовила вмешаться.
— С парнем все в порядке! — запротестовал Жосс, придерживая Горация. Ничуть не сопротивляясь появлению на своей спине маленького наездника, даже когда тот начинал брыкаться и визжать, конь, тем не менее, мог испугаться орущей женщины.
— Заткнись, Теофания! — закричал Жосс, натягивая поводья, чтобы наклонить тяжелую голову Горация. — Разве ты не видишь, что пугаешь его?
— Что? — воскликнула Теофания. — Как ты смеешь так говорить со мной?
Очевидно, мальчуган решил, что конь дяди Жосса — неподходящее для него место, во всяком случае когда maman несется по двору с боевым кличем. Одной рукой подхватив слезающего Огюста, другой удерживая Горация, Жосс буркнул что-то себе под нос.
И вновь он недооценил остроту слуха шестилетнего мальчугана. Едва Теофания, пылая праведным гневом, стащила свое дитя с плеча Жосса, Огюст наивно спросил:
— Дядя Жосс, а что такое salope? [1] Salope (фр.) — сука, шлюха (груб.). (Здесь и далее — прим. ред.)
* * *
За все нужно платить.
В тот вечер, когда Теофания, ворча, поднялась наверх, чтобы проведать малютку, Жосс остался внизу с братьями и невестками. Он прекрасно понимал, что собравшееся общество не слишком им довольно.
«Проклятье, — думал он, подливая себе вина, — в конце концов, чей это дом? Я старший из братьев, и в моем собственном доме я могу творить все, что захочу!»
Но, разумеется, на деле все было не так просто. И Жоссу хватало здравого смысла, чтобы понимать это. Аквин — и большой, укрепленный поместный дом, и обширное поместье — по закону принадлежал Жоссу он был наследником, и собственность и титул перешли к нему пятнадцать лет назад после смерти отца, Жоффруа Аквинского.
Но Жосс всегда знал, что не создан быть землевладельцем. Он не умел обращаться ни с землей, ни с домашним скотом, за исключением лошадей; его не интересовало управление селянами, работающими на благо всех, кто зависел от Аквина. А его братья — Ив, Патрис, Оноре и Аселен — любили и понимали землю.
Как бы там ни было, едва вступив в права наследства, Жосс сразу покинул родной дом. Он оставлял его и раньше: как и множество старших сыновей, он поступил в качестве пажа в семью рыцаря, чтобы выучиться ремеслу, весьма далекому от земледелия. Он даже провел два года в Англии с родней матери, где его дедушка по материнской линии, Герберт из Луэса, оказал ему радушный прием, очевидно, справившись с потрясением от того, что его любимая Ида покинула родной дом, дабы выйти за француза. Когда дедушка был уже довольно стар, Жосс стал оруженосцем и в должное время получил шпоры — заслужил звание рыцаря.
Читать дальше