Джанет Глисон - Смарагдовое ожерелье

Поднявшись в свою комнату, он сел у окна, выходящего в сад. День был чудесный. Кусты, деревья и даже ананасная плантация купались в мягком розовом сиянии низко стелющихся солнечных лучей. Садовников видно не было. На гравийной дорожке скакали несколько воробьев, да иногда ласточка подлетала к пруду напиться воды. Однако эта идиллическая картина не вселяла в него покой. С отъездом Герберта Джошуа не покидала тревога, ведь он был оставлен на милость непредсказуемых причуд миссис Мерсье, которая в скором времени непременно должна была объявиться и излить на него свое негодование.

Узнав о пропаже ожерелья, Джошуа поначалу надеялся, что украшение просто положили в какое-то другое место. Теперь же, поразмыслив немного, он понял, что все гораздо сложнее. Поскольку именно ожерелье, как он подозревал, являлось предметом спора между Сабиной и Коббом, его исчезновение почти сразу же после гибели Кобба вряд ли можно было считать случайностью. И все же между этими двумя событиями было одно несоответствие. Если Кобба убили из-за ожерелья, почему оно исчезло после его смерти? Значит, есть кто-то еще, кто стремится завладеть этим украшением?

Напряженные размышления окончательно утомили Джошуа. Он жаждал увидеть знакомое лицо. Хотел, чтобы рядом была Рейчел, его несчастная покойная жена, или если не она, то какой-нибудь другой, дружески к нему настроенный человек, с которым он мог бы открыто поделиться своими подозрениями и страхами. И хотя сегодня был только четверг, он позабыл про свои прежние сомнения и мечтал о том, чтобы его утешила Мег. Но, увы, он был один среди чужих. Джошуа попытался избавиться от чувства жалости к себе. Убеждал себя, что, хоть на его доброе имя и брошена тень позора, он должен благодарить Господа за то, что Герберт дал ему шанс оправдаться. Но едва эта мысль посетила его, как ее вытеснила другая, более отрезвляющая: Герберт мгновенно изменит отношение к нему, если его расследование не даст каких-либо результатов.

Что делать? Инстинкт подсказывал ему, что нужно немедля пойти к горничной Мари и заставить ее вспомнить во всех подробностях события того дня, когда ей было передано ожерелье. Кто из посторонних или домочадцев заходил в комнаты миссис Мерсье? Заметила ли она что-нибудь необычное? Но если он пойдет искать Мари, то, вероятно, столкнется с Сабиной, а поскольку Герберт намекнул, что она подозревает его в краже своей драгоценности, он предпочел бы не встречаться с ней.

И тут Джошуа вспомнил про Лиззи Маннинг — до сей минуты он почти не думал о ней, — и ему нестерпимо захотелось ее увидеть. Но это был не порыв влюбленного — как женщина Лиззи его не привлекала. Ее же манера распоряжаться вызывала у него раздражение, хотя он отдавал должное ее достоинствам. Она была сообразительна (пусть и немного наивна, с мужской точки зрения) и умела вести беседу, как настоящий дипломат. И самое главное, она лучше, чем Джошуа, знала людей, замешанных в этом загадочном деле, и даже подружилась с Мари. А если кто и был способен вытянуть из служанки сведения — если той что-либо было известно, — то это могла сделать только Лиззи.

Но хотя Джошуа остро нуждался в дружеском общении и содействии, из осторожности он не спешил что-либо предпринимать. Он сам видел, как порой неосмотрительна в словах и поступках бывает Лиззи. А здесь беспечность недопустима. Более того, он не был уверен, так ли уж бесхитростна Лиззи, как кажется на первый взгляд. Может, за маской простодушия скрываются какие-то дурные помыслы? После всего лишь двух встреч и одного письма дать оценку ее характеру было невозможно. И все же в его нынешнем положении было бы неразумно отталкивать Лиззи, рассудил Джошуа. Быстро взвесив все «за» и «против», он решил, что будет действовать осторожно. Взовет к ее милосердию, сообщит не больше того, что ей следует знать, и таким образом заручится ее поддержкой. Свои мысли он будет держать при себе.

Определившись с дальнейшей тактикой, Джошуа написал ей записку, в которой со слов Герберта изложил подробности исчезновения ожерелья, заявил о своей непричастности к пропаже украшения, подчеркнул, что нуждается в ее помощи (крайне важно, чтобы она поговорила с горничной), и попросил немедленно приехать в Астли под любым предлогом. Старшего ливрейного лакея, Питерса, он попросил отправить записку, потом, испытывая потребность выпить с кем-нибудь в дружеской обстановке, повесил на пояс шпагу — только глупцы с наступлением темноты выходят на пустынную дорогу без оружия — и отправился в Ричмонд, где намеревался пару часов провести в гостинице «Звезда и подвязка».