Алан Брэдли - Сладость на корочке пирога

Вот и все. Ни слова о событиях, сопутствовавших его смерти, никаких панегириков, никаких теплых воспоминаний о нем. Существовал ли заговор молчания?

За этим что-то скрывалось.

Я начала медленно переворачивать страницы, просматривая статьи и читая подписи к фотографиям, где они были. Потом мой глаз зацепился за фамилию де Люс. На фотографии были изображены три мальчика в рубашках и школьных шапочках, сидящих на лужайке рядом с плетеной корзиной на покрывале, уставленном чем-то вроде закусок для пикника: буханка хлеба, банка варенья, пирожные, яблоки и кувшины с имбирным пивом.

Подпись гласила: «Вспоминая Омара Хайяма — кондитерская Грейминстера заставляет нас гордиться. Слева направо: Хэвиленд де Люс, Гораций Бонепенни и Боб Стэнли изображают иллюстрацию из книги персидского поэта».

Не было никаких сомнений, что мальчик слева, сидящий на покрывале, скрестив ноги, — это мой отец; он выглядел счастливее, веселее и беззаботнее, чем я его видела в жизни. В центре долговязый, нескладный парень, делающий вид, что сейчас вонзится зубами в сэндвич, — это Гораций Бонепенни. Я бы узнала его даже без подписи. На фотографии его огненно-рыжие волосы получились призрачно-белой аурой вокруг головы.

Я не смогла подавить дрожь при мысли о том, как он выглядел в момент смерти.

Немного в стороне от товарищей третий мальчик, судя по неестественному повороту головы, видимо, очень старался показать свой лучший ракурс. Он был старше, чем двое других, и красив мрачной красотой, напоминавшей матовый лоск звезд немого кино.

Странно, но у меня возникло такое чувство, будто я уже видела это лицо.

Внезапно будто мне за шиворот бросили ящерицу. Конечно, я видела это лицо — и совсем недавно! Третий мальчик с фотографии был человеком, который лишь вчера представился мне Фрэнком Пембертоном; Фрэнк Пембертон, стоявший со мной в Причуде под дождем; Фрэнк Пембертон, который этим самым утром сказал мне, что уезжает осмотреть могилу в Незер-Итоне.

Один за другим факты встали на свои места, и я все увидела так четко, словно с моих глаз упала пелена.

Фрэнк Пембертон — это Боб Стэнли, а Боб Стэнли — тот самый «третий человек», так сказать. Это он убил Горация Бонепенни на огуречной грядке в Букшоу. Я готова была побиться об заклад собственной жизнью.

Когда все встало на свои места, мое сердце заколотилось, как будто было готово взорваться.

В Пембертоне с самого начала было что-то сомнительное. Что-то такое он сказал… но что?

Мы говорили о погоде; представились друг другу. Он признался, что знает, кто я, что он смотрел в «Кто есть кто?». Зачем ему надо было это делать, если знал отца бо́льшую часть жизни? Может быть, именно эта его ложь включила мои невидимые антенны?

У него был акцент, припомнила я. Легкий, но тем не менее…

Он рассказывал мне о своей книге: «Старинные усадьбы: прогулка сквозь века». Правдоподобно, полагаю.

Что еще он говорил? Ничего особенно важного, пустая болтовня двух товарищей по кораблекрушению на необитаемом острове. Что мы должны стать друзьями.

Маленький уголек, тлевший на задворках моего сознания, внезапно разгорелся ярким огнем!

«Уверен, со временем мы станем закадычными дружками!»

Его точные слова! Но где я их уже слышала?

Словно мячик на резинке, мои мысли прыгнули к одному зимнему дню. Хотя было еще рано, небо уже превратилось из кобальтового в черное.

Миссис Мюллет принесла тарелку печенья и задернула занавеси. Фели сидела на кушетке, разглядывая свое отражение в чайной ложке, а Даффи растянулась в старом отцовском кресле у камина. Она читала нам вслух из «Пенрода», книги, которую экспроприировала с полочки любимых детских книг, что хранились в гардеробной Харриет.

Пенрод Скофилд был моим ровесником, достаточно близким, чтобы вызвать мимолетный интерес. Мне Пенрод казался Гекльберри Финном, переброшенным во времени в Первую мировую войну и обитающим в каком-то американском городке на Среднем Западе. Хотя книга была полна конюшен, дорожек, высоких заборов и фургонов, которые в те дни передвигались с помощью лошадей, это все казалось мне таким же чужим, как если бы действие происходило на планете Плутон. Фели и я сидели зачарованные, когда Даффи читала «Скарамуша», «Остров сокровищ» и «Повесть о двух городах», [60] Знаменитые англоязычные романы: «Скарамуш» — роман Рафаэля Сабатини, «Остров сокровищ» — Роберта Стивенсона, «Повесть о двух городах» — Чарлза Диккенса. но в Пенроде было что-то такое, что делало его мир таким же далеким от нас, как и ледниковый период. Фели, воспринимавшая книги как истинно музыкальная натура, сказала, что «Пенрод» написан в ключе «до».