Алан Брэдли - Сладость на корочке пирога

— Где ты была, маленький звереныш? — прошипела она, вскакивая и набрасываясь на меня, как дикая кошка, ее глаза опухли и покраснели, как велосипедные фонари. — Все тебя искали. Мы думали, ты утонула. О! Как я молилась об этом!

Добро пожаловать домой, Флавия, подумала я.

— Отца арестовали, — припечатала Даффи. — Его увезли.

— Куда? — спросила я.

— Откуда нам знать? — презрительно сказала Офелия. — Туда, куда увозят арестованных людей, полагаю. Где ты была?

— В Бишоп-Лейси или Хинли?

— Что ты имеешь в виду? Выражайся яснее, малолетняя идиотка.

— Бишоп-Лейси или Хинли? — повторила я. — В Бишоп-Лейси есть только однокомнатный полицейский участок, так что я не думаю, что его повезли туда. Полиция графства располагается в Хинли. Вероятнее всего, они забрали его в Хинли.

— Его обвинили в убийстве, — сказала Офелия, — и его повесят. — Она снова разрыдалась и отвернулась. На миг я почти пожалела ее.

Я вышла из гостиной в коридор и увидела Доггера на полпути вверх по западной лестнице, он тяжело поднимался, ступенька за ступенькой, как приговоренный на эшафот.

Теперь был мой шанс!

Я подождала, пока он скроется из виду на верхушке лестницы, потом проскользнула в кабинет отца и спокойно заперла дверь за собой. Первый раз в жизни я оказалась одна в этом помещении.

Одна стена целиком предназначалась для отцовских альбомов с марками — пухлых томиков в кожаных переплетах, цвета которых обозначали царствование того или иного монарха: черный — королевы Виктории, красный — Эдуарда VII, зеленый — Георга V и синий — нашего теперешнего короля Георга VI. Я вспомнила, что тонкий красный томик приютился между зеленым и синим и содержал лишь несколько марок — девять известных вариантов четырех марок, выпущенных с портретом Эдуарда VIII, до того как он сбежал с той американкой.

Я знала, что отец испытывает неизъяснимое наслаждение от этих бесчисленных крошечных вариаций на клочках конфетти, но не была в курсе подробностей. Только когда он приходил в особенное волнение над очередным новым лакомым кусочком в последнем выпуске «Лондонского филателиста» и пел ему хвалу за завтраком — только тогда мы немного узнавали о его счастливом изолированном мирке. За исключением этих редких случаев все, что касалось почтовых марок, было для нас, моих сестер и меня, темным лесом, в то время как отец коллекционировал клочки разноцветной бумаги с более пугающей страстью, чем некоторые люди коллекционируют головы оленей и тигров.

У противоположной стены стоял буфет эпохи Якова I, поверхность и ящики которого были заполнены неиссякаемыми филателистическими принадлежностями: приклеивающейся прозрачной бумагой для альбомов, фиксирующей марки, измерителями перфорации, эмалированными подносами для отмачивания марок, бутылочками с жидкостью для распознавания водяных знаков, резинками, конвертами для хранения, папиросной бумагой для страниц, пинцетами для марок и изогнутой ультрафиолетовой лампой.

В конце комнаты, перед застекленной створчатой дверью, выходившей на террасу, располагался отцовский стол: рабочий стол размером с футбольное поле, который, возможно, некогда стоял в конторе Скруджа и Марли. Я сразу догадалась, что ящики будут заперты, — и я оказалась права.

Где, думала я, отец мог спрятать марку в комнате, полной марок? У меня не было ни малейшего сомнения в том, что он спрятал ее, — как это сделала и я. Мы с отцом разделяли страсть к приватности, и я понимала, что он не будет настолько глуп, чтобы положить ее в самое очевидное место.

Вместо того чтобы смотреть по верхам или копаться в ящиках, я легла на пол, как автомеханик, изучающий внутренности машины, и заскользила по комнате, разглядывая днища предметов. Я изучила нижнюю часть письменного стола, журнального столика, мусорной корзины и отцовского виндзорского кресла. Заглянула под турецкий ковер и за занавески. Посмотрела на заднюю часть часов и перевернула картины на стене.

Книг было слишком много, чтобы просмотреть их все, поэтому я попыталась представить, какие из них с наименьшей вероятностью стали бы трогать. Конечно же! Библия!

Но быстрое пролистывание короля Иакова [34] Библия короля Иакова — перевод Библии на английский язык, выполненный под патронатом короля Иакова I и впервые опубликованный в 1611 г. Перевод делали 50 ученых и затем проверяли друг за другом. Этот перевод Библии благодаря своей точности и красоте языка пользуется популярностью до сих пор. одарило меня только старой церковной брошюрой и траурной открыткой по случаю смерти какого-то де Люса периода Всемирной выставки. [35] Великая выставка промышленных работ, проходившая в лондонском Гайд-парке с 1 мая по 15 октября 1851 года, стала вехой в истории промышленной революции. Из-за участия многих стран вскоре ее прозвали всемирной.