Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

Внезапно дочь палача ощутила безграничное спокойствие и перестала сопротивляться. Она перенесла уже столько ударов в этой жизни, так зачем вообще бороться за нее? И все-таки ее переполняла тоска. Именно теперь, когда она встретила человека, которого могла полюбить, все обрывалось. Остаются ли люди вместе и на небе? По крайней мере, теперь она вновь увидится с мамой…

Но Валентин не желал мириться с судьбой и продолжал вырываться. Мешок между тем опустился на дно заводи и увяз в иле. От холода у Барбары онемели конечности. Она так устала, ужасно устала… Еще немного, и…

Вдруг женщина почувствовала руку на своем плече. Валентин! Похоже, ему все же удалось высвободиться. И теперь он пытался распутать ее веревки! Но в воде они оказались стянуты еще сильнее, и едва ли это было возможно. Однако Валентин не бросал попыток и продолжал возиться с узлами. Желание вдохнуть становилось все сильнее.

«Разорви мешок и выплывай! – хотела крикнуть Барбара. – Ты не сможешь спасти меня, спасайся сам!»

Однако Валентин не сдавался, хотя движения его постепенно слабели. Барбара не видела его в темноте, но лица их были совсем рядом.

Валентин! Милый мой Валентин!

Барбара начала терять сознание, проваливаться в черноту.

Валентин…

В этот момент, когда она почти ничего уже не чувствовала, кто-то схватил ее за воротник и поднял, как мокрого щенка. Вода схлынула, и Барбара вдохнула свежий, драгоценный воздух. Может, она уже на небесах? Неужели смерть оказалась такой легкой? Но в следующий миг снова послышался плач Софии, и Барбара поняла, что мешок в последний момент вытащили из воды. Она ударилась о землю, и кто-то одним рывком разорвал полотно. Барбара почувствовала дуновение морозного воздуха. Над головой сверкали звезды.

Рядом послышалось лихорадочное дыхание Валентина. Он стряхнул с себя веревки и уже потянулся к ее кляпу.

– Убери руки от моей дочери! Я и сам справлюсь.

Кляп резко вырвали у нее изо рта, и нож скользнул по веревкам.

Над ней склонился отец.

Барбара протянула к нему руки, как в детстве, когда хотела, чтобы отец поднял ее. С его волос и бороды стекала вода, одежда липла к телу, так что видны были узловатые мускулы. Он выглядел рассерженным, крайне рассерженным.

Но при этом в глазах его теплилась нежность, какой Барбара прежде не замечала.

– Думала так просто отделаться, плутовка? – прорычал палач. Голос у него был странно надломленный и скрипучий. – Да только мне есть еще что сказать тебе. – Он кивнул на Валентина. – Что это за паренек, объяснишь позже.

Барбара поднялась, ежась от холода. В свете луны она увидела Георга и Михаэля Дайблера. Мюнхенский палач сжимал в руках длинный меч. В первый миг показалось, что он направил его на Георга. Но Дайблер шагнул к Вальбурге, которая стояла спиной к парапету. София плакала у нее на руках.

– Все кончено, Бурги, – произнес Дайблер спокойно и твердо. – Неважно, что ты сделала, – все кончено.

– Это никогда не закончится! – выкрикнула Вальбурга. – Никогда! Невинные дети так и будут умирать. Кто-то должен был противостоять этому. Я… я… – Голос ее дрогнул, губы задрожали.

– Как я не заметил, – тихо проговорил Дайблер, словно самому себе. – За все эти годы, десятилетия… Когда это началось, Бурги? Еще до лечебницы? Мне следовало раньше отвести тебя туда! Но я думал, что сам смогу тебе помочь. – Он покачал головой и опустил меч. – Господи, как мне жаль… Тебя и, прежде всего, этих несчастных девиц…

– Мони, – прошептала Вальбурга. Она крепко прижала к себе Софию и уставилась на мужа. – Наша любимая Мони… Господь забрал ее у нас – и другими детьми не одарил. А мне так хотелось детей! – Взгляд ее стал вдруг холоден. – А потом… потом приходит эта девица и просит избавить ее от ребенка. Я выполнила просьбу, как делала раньше. Но потом, через пару недель, увидела ее на ярмарке; она снова танцевала с парнями и развлекалась! На свою младшую сестру ей было наплевать. Она избавилась от нежеланного ребенка лишь затем, чтобы совокупиться с первым попавшимся парнем!

Голос Вальбурги звучал пронзительно, как колокольный звон. Барбара вдруг осознала, что именно эта женщина еще пару дней назад пекла ее племянникам сладкие печенья.

– Кто-то должен был наказать эту потаскуху! Поэтому я усыпила ее маком и замуровала. Справедливая кара для детоубийцы. И все остальные после нее понесли заслуженное наказание!

– Беременность до замужества под запретом, – возразил Георг, стоявший рядом с Дайблером. – Умерщвление плода, впрочем, тоже. Достаточно было отвести девушек к стражникам. Зачем было сразу убивать их?