Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

– Никто не отправится на эшафот, если мы как следует заметем следы, – с подчеркнутым спокойствием произнес Пфунднер. – А теперь прекратите ныть и пошевеливайтесь. А то какая-нибудь парочка решит уединиться тут… Дверь я закрыл, но курфюрстина и кое-кто из придворных знают про этот грот.

До Якоба стало понемногу доходить, что к чему. Он вспомнил, как Симон и некоторые из горожан говорили про фальшивые монеты, которые наводнили Мюнхен и окрестности. Куизль еще раз взглянул на шкатулку, куда Пфунднер сложил несколько металлических пластин.

Штемпели! Мерзавцы выкрали чеканочные штемпели курфюрста!

Эти штемпели, которыми чеканили новые монеты, охранялись надежнее всякого сокровища. В каждой земле они были свои и никогда не покидали монетный двор. Чеканить фальшивые монеты было куда надежнее, чем отливать их в формах.

Куизль хмуро кивнул. Кадки служили для того, чтобы в кислоте отбеливать подмешенную в монеты медь. Этот грот представлял собой не что иное, как чеканную мастерскую!

Пфунднер и Фрисхаммер, очевидно, выбрали это уединенное место, чтобы спокойно заниматься своим грязным делом. Якоб вспомнил карету, которая ночью выехала через Зендлингские ворота. Стражник говорил про знатных особ, которые щедро платили, чтобы без лишних вопросов выезжать по ночам из города. Пфунднер ведь сам сказал, что скоро за ними приедет карета.

– Если завтра утром штемпели не вернуть на место, будет слишком поздно! – продолжал ворчать мастер Фрисхаммер. – Я же сто раз вам говорил, что завтра ко мне придет вардейн. [17]Я должен буду показать ему штемпели!

– Вот поэтому мы сейчас и вернем их на место, – ответил Пфунднер, осторожно запирая сундук. – Деньги возвращаются в ратушу, штемпели – на монетный двор, как всегда. Нет повода для беспокойства.

Спрятавшись за искусственным выступом, Якоб с Георгом некоторое время наблюдали за происходящим. Потом последний осторожно тронул отца за плечо.

– Я правильно понимаю? – шепнул он. – Эти двое подделывают монеты?

– Должно быть, они выплавляют из одной хорошей монеты две плохие, – так же тихо ответил Куизль. – Половину денег они оставляют себе, половину возвращают в казну, чтобы никто ничего не заметил. Не будь замысел таким ужасным, их и впрямь можно было бы поздравить.

Он вспомнил, как во времена его детства таким образом разорилось немало торговцев, мелких ремесленников и даже солдат. Эти двое наживались на чужом несчастье! И не случайно один из них был мюнхенским казначеем. А этот Фрисхаммер, должно быть, служил при монетном дворе курфюрста. Будучи монетным мастером или резчиком, он имел доступ к штемпелям.

«Деньги от казначея, штемпели от монетного мастера, – подумал Куизль. – И укромное место недалеко от Мюнхена. Почти идеальное преступление. Почти…»

– Я вот чего не понимаю, – снова прошептал Георг. – Мы рассчитывали, что эти двое приведут нас к Магдалене. Но это фальшивомонетчики. При чем здесь она? Это ты можешь мне объяснить?

Куизль не ответил. Но в глубине души он понимал, что они ошиблись.

Они выследили не тех мерзавцев.

Симон стоял чуть в стороне и смотрел, как гости в масках кружат под музыку. Цыганки танцевали с водяными, амазонки – с греческими философами, а лесные духи – с нарядными крестьянками. Несомненно, праздник достиг своей кульминации.

Симон был в отчаянии. Он трижды обошел все комнаты замка, побывал в парке и даже перед главным входом – но Куизль с Георгом как сквозь землю провалились. Магдалену он тоже так и не разыскал. При этом, глядя на некоторых дам, лекарь был уверен, что это проститутки. Некоторые из них были совсем еще молодыми, почти девочками. Один раз он сорвал маску с пьяной эльфы в надежде, что увидит свою жену. Но это оказалась придворная дама с крупным носом и приклеенной родинкой. Она отвесила ему пощечину, и Симон чудом отделался от ее разгневанного ухажера.

Он в последний раз оглядел гостей в зале и махнул рукой. Ни палача, ни Арлекина, ни Магдалены… Пфунднер со своим спутником тоже пропали. Что-то определенно произошло! А ему ничего не оставалось, кроме как бродить без дела и глазеть на этих придурковатых придворных. Таким беспомощным Симон чувствовал себя крайне редко. Маску он давно уже выбросил. Весь этот карнавал ему опротивел.

Фронвизер уже направился к выходу, но тут на плечо ему легла чья-то рука.

«Наверняка стражник, сейчас снова отведет меня к курфюрстине, – подумал он. – И придется объяснять, как я собираюсь разыскать чертову псину… Никогда бы не приезжать нам в этот проклятый город!»