Владимир Андриенко - Красное на белом

— Ну, голова у тебя, князь! А ведь верно-то! Так никто и не догадается, — стукнул себя ладонью по лбу поручик.

— Сделаешь все, как сказал, получишь награду. Коли я снова в фавор войду — майором гвардии станешь.

— Рад служить, ваша светлость.

— Мое слово тоже крепкое, поручик. Ты покудова мундирчик-то свой не меняй. Он как раз то, что надобно. Рвань-рванью.

— Да и нет у меня, князь, иного мундира.

— Возвернешся — будет…

Тайна в XX веке

Год 1925-й.

В кабинете начальника ГПУ на неказистом стуле устроился профессор Глеб Александрович Арсеньев, человек лет 55-ти, худощавого сложения, с удлиненным лицом и крючковатым носом на котором висели старые очки.

Молодой следователь ГПУ, подтянутый, в новой с иголочки форме, сидел за столом и писал что-то на листке бумаги. На профессора он не обращал никакого внимания…..

Арсеньев давно привык к подобному пренебрежительному отношению к его особе. Жизнь немало побила Глеба Александровича. А ведь некогда он проживал в Санк-Петербурге и был принят в самых высоких домах. Звали его к себе и Голицыны, и Трубецкие, и Урусовы. Бывал он и у великого князя Дмитрия Павловича двоюродного брата императора всероссийского. И именно великий князь поддержал его исследования, и он в 1910 году даже возглавил раскопки, профинансированные археологическим департаментом.

Но затем, после первой неудачи, его карьера пошла на спад и ему пришлось переехать из столицы в этот городок, в котором он родился и вырос. Арсеньев и тогда не оставил своих исследований и продолжал работать, хотя более ему в том никто не помогал. Кафедры в университете он лишился и работал до войны в реальном училище преподавателем.

Но в 1915 году городок стал прифронтовым, и немецкие пушки были слышны под самым городом. Глеб Александрович тогда не бежал как многие иные, а остался на месте.

Когда в городок вошли немецкие и автрийские полки он спокойно пережил смену власти. Его преподавательская карьера, однако, закончилась. Он пошел на должность письмоводителя в управу, дабы не помереть с голоду.

Затем немцы и австрияки ушли. Постепенно отшумели вихри революции и гражданской войны, когда приходилось думать только о хлебе насущном, а о науке забыть. Работал он и в местном совете, и завхозом при железнодорожном складе, и даже телеграфистом.

И вот, Глеб Арсеньев в 1925 году, в своем не молодом уже возрасте всего лишь кладовщик на базе Роспотребсоюза.

Но вчера ему прислали повестку, и велели явиться в кабинет следователя ГПУ Либерзона….

И потому сидит профессор Арсеньев нынче перед следователем и покорно ждет, когда тот изволит обратить на него внимание.

Наконец молодой следователь оторвался от своего занятия и посмотрел на профессора.

— Профессор Арсеньев? — спросил он.

— Я уже вам представился молодой человек, когда вошел. Но вы не соизволили мне ответить.

Следователь усмехнулся и ответил:

— Простите. Я следователь ГПУ Либерзон. Вызвал вас, для выяснения обстоятельств поисков клада Александра Меншикова. Вы в 1910 году этим занимались. Не так ли?

— Да, занимался. И что с того? Тогда мы ничего не нашли и археологический департамент закрыл раскопки. Моя гипотеза не подтвердилась. Меня высмеяли и сказали, что я занялся не своим делом.

— И более вы не занимались этим, профессор? — спросил следователь Либерзон.

Следователь внимательно смотрел на Арсеньева. Профессор поежился от этого взгляда. Он не мог понять, с чего это ГПУ стало интересоваться делами дней давно минувших.

— Нет, — ответил профессор. — Сами понимаете, товарищ следователь, что в 1914 году началась война, и было уже не до археологических раскопок и поисков кладов. Да и меня считали сумасшедшим, после неудачных поисков. И так многие думают до сих пор. А с чего вас так заинтересовало это дело, позвольте спросить?

— Я сам учился в университете на историческом факультете, профессор. И со студенческих лет интересовался золотом Меншикова. Он спрятал где-то в здешних местах большой клад. Про это говорят многие документы. И поиски клада велись в прошлом веке в 1834 году. Затем в 1867 году. Затем в 1889 году.

— О! — вырвалось у Арсеньева. — Вы, молодой человек, хорошо знаете проблему. И меня это удивляет, товарищ Либерзон. Значит, вы верите в то, что клад существует?

— Верю. И не просто верю, профессор. Я знаю, что клад существует. И, знаю, что вы сможете помочь его найти. Вы ведь не историк.

— Нет, — согласился Арсеньев. — Я психолог. Оттого меня и назвали сумасшедшим, что занялся не своим делом. И потому я удивился вашим словам, товарищ Либерзон.