Это он был великим судьей, это он, поглаживая бороду, выслушивал обвинения против несчастных грешников, представших пред его суровые очи. Один за другим выносил он приговоры: огненное пекло для черствых и бессердечных, ледяной ад для похотливых, царство голодных призраков для алчных и прожорливых, пытки острыми клинками для насильников. Постукивая жезлом, он объявлял приговоры один за другим, со своего трона взирая на демонов, облаченных в доспехи, когда те утаскивали прочь вопящих грешников. Они волокли страдальцев к месту казни и там пылающими мечами отрубали им руки, ноги и головы. И вот уже горы искромсанных тел, омываемые реками крови, высились вокруг. Горы эти начинали оползать, а кровавая река разливалась все шире, и Акитада, сметенный этой лавиной, тонул в багровом потоке смерти.
Закричав от ужаса, Акитада сел на постели. В темноте он жадно глотал воздух и размахивал руками, чтобы отогнать кошмар. Постепенно он приходил в себя. Отерев с лица пот, он сбросил с себя одеяло. Прохладный ночной ветерок приятно обдувал влажную кожу. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо испытывал такое ощущение страха, и списал его на усталость и тревогу за матушку. По-видимому, впечатления прошедшего вечера и породили в его мозгу эти причудливые фантазии, они до сих пор неотступно преследовали его, живо врезавшись в память до последнего звука. Акитада напряженно вслушивался.
Но в комнате царили тишина и безмолвие. Лишь изредка их нарушал доносившийся снаружи звук падающих капель.
И вдруг безмятежный покой прорезал чей-то одинокий пронзительный крик, мгновенно стихнувший в ночи.
Акитада выскочил в коридор, а оттуда в ближайший дворик. Не обнаружив там ни души, он еще несколько минут стоял, прислушиваясь и соображая, где он сейчас находится и откуда мог донестись этот крик. Повсюду вокруг причудливыми очертаниями над ним нависали выступавшие во тьме монастырские строения. Многочисленные галереи вели в другие дворы и здания. Побродив немного по ним, Акитада наконец сдался. Теперь он чувствовал себя полным болваном и уже сомневался, слышал ли что-либо вообще. А вдруг это кричала сова? Или какая-нибудь подгулявшая парочка. Может, так девчонка просто дразнила своего ухажера, и теперь оба давно уже удрали в страхе быть застигнутыми вместе.
С трудом нашел он обратный путь в свою каморку, где сразу забрался под одеяло. Еще очень не скоро он погрузился в сон, на этот раз без всяких видений, и лишь далекий гул колоколов, созывающих к утреннему молебну, разбудил его перед рассветом.
Поднявшись, Акитада быстро оделся и вышел во двор. Рассвет едва брезжил. Густой туман обволакивал монастырские здания, поглощая колокольный звон и угрюмые, монотонные распевы монахов. Акитада безрадостно всматривался в туман — в горах, особенно после дождя, это обычное явление, и продержится он еще долго, усложнив ему и без того трудный и опасный путь.
Забрав в конюшне лошадь, он поскакал к главным воротам. Там его приветствовал другой страж. Поговорив с ним немного о тумане и о трудностях горной дороги, Акитада отсыпал ему серебра — подношение монастырю за гостеприимство. В ответ на это привратник любезно поинтересовался, хорошо ли отдыхал господин, на что Акитада не преминул сообщить:
— Какой-то шум разбудил меня среди ночи. Ни от кого больше не слышали вы такой же жалобы?
— Нет, господин. Ох, надеюсь, это не гуляки-актеры! Уж больно шумная братия!
Акитаде вспомнилась вчерашняя история в бане, и он покачал головой:
— Нет, это не они. Но я точно слышал чей-то крик в соседнем дворе. — Уже в следующий миг его осенила мысль. Почти во всех монастырях имелись простенькие схемы построек для постояльцев. Поэтому он спросил: — Нет ли у вас плана монастыря?
Монах достал из сундука смятый листок бумаги. Разложив его, они нашли изображенную на нем келью Акитады.
— Кричали, должно быть, здесь, — сказал Акитада, ткнув пальцем в пространство, окруженное длинными узкими постройками.
Монах задумался.
— Нет, там кричать не могли. Там кладовые. Только монахи, работающие на кухне и по хозяйству, пользуются ими, да и то днем. А жилье для постояльцев находится вот в этом дворе. — Он указал в противоположный угол схемы.
— Ну что ж, может быть, мне и померещилось, — сказал Акитада. — И вообще мне пора.
Дорога была суше, чем вчера, но горный спуск оказался трудным как для лошади, так и для всадника. Каждый камешек под копытом так и норовил устроить обвал. Туман скрывал из виду дорогу, не давая вовремя разглядеть поворот. Приходилось ползти черепашьим шагом.
Читать дальше