Наталья Александрова - Тайна тринадцати апостолов

— У меня все, — Ленская поднялась с места и едва не вскрикнула от боли в пояснице, — едем на Пятую линию.

Утром после сытного завтрака в гостинице Дмитрий Алексеевич пешком отправился в музей Коррер. Он хорошо выспался, и все, что случилось с ним вчера, казалось каким-то нереальным. Мертвое тело в церкви Святого Моисея, да было ли оно? Ведь он не видел лица этого человека. И его последующие блуждания по безлюдным улочкам Венеции. И посещение церкви Сан-Деметрио, которой, как оказалось, вообще нет в Венеции!

Но не мог же он проспать все это время на скамье в церкви Святого Моисея! И он помнит, что очнулся в гондоле, кто-то же его туда перенес? И заплатил гондольеру немалые, между прочим, деньги. Тут, в Венеции, бесплатно никто ничего делать не станет, а уж гондольеры и подавно… не зря их называют самыми богатыми лодочниками в мире!

Старыгин шел по набережной, понемногу заполняющейся туристами, и вдруг остановился.

Ему пришло в голову, что он может очень легко подтвердить или опровергнуть достоверность своих воспоминаний. Ведь он сфотографировал обе картины на камеру мобильного телефона. Достаточно показать эти фотографии итальянским коллегам. Они наверняка знают, в какой церкви хранятся такие замечательные полотна Тинторетто, и вопрос будет решен.

Дмитрий Алексеевич отошел в сторонку, достал свой мобильный телефон, открыл папку с фотографиями. И растерянно уставился на светящийся экран.

Снимков, которые он сделал в церкви Святого Деметрия, не было в памяти телефона. Все предшествующие были — вот венецианская лагуна, вот чайки на столбах вдоль фарватера, вот роскошные платья в витрине дорогого бутика (Старыгина привлекли в данном случае удивительные сочетания цветов), вот помпезный портал церкви Сан-Моизе… а дальше — пустой экран, как будто он снимал белую стену.

Что же это такое? Ведь он на всякий случай сделал по несколько снимков обеих картин — неужели ни один из них не получился? Неужели камера так не вовремя отказала?

Факт был налицо.

У него не было фотографий удивительных картин, не было доказательств того, что он их действительно видел…

Но он их видел!

Перед глазами Старыгина отчетливо стояли обе картины, обе «Тайные вечери», в его профессиональной, прекрасно тренированной памяти запечатлелись, как на самой лучшей фотографии, живые и выразительные лица сотрапезников.

Запечатлелась и таинственная надпись на второй картине — две строчки — «Secretum Secretorum» и «Каждый из тринадцати хранит свою часть тайны».

Это не был сон, не была галлюцинация — ни сон, ни галлюцинация не могут быть такими подробными, такими яркими и отчетливыми. Но тогда что же это было? Как все это объяснить?

— Простите, синьор, вам помочь?

Старыгин опомнился.

В волнении от неожиданного открытия он достиг уже собора Сан-Марко, обошел площадь и свернул к музею Коррер. Машинально предъявил на входе временный пропуск, который выдали ему вчера, прошел несколько залов музея, погруженный в свои мысли, и едва не налетел на музейного служителя, сухопарого мужчину лет пятидесяти в черном пиджаке с логотипом музея. Тот смотрел на странного господина с вежливым недовольством.

— Извините, — смущенно проговорил Старыгин, — я ищу госпожу Анджелу Контарини… доктора Контарини.

Он назвал имя своей коллеги для того, чтобы успокоить служителя, дать ему понять, что он — не сумасшедший, не подозрительный тип, а музейный работник. И его попытка удалась.

— Ах, так вы знакомый доктора Контарини! — Взгляд служителя потеплел. — Кажется, она находится в двенадцатом зале, это вон в том направлении…

Старыгин вежливо поблагодарил служителя и пошел в нужную сторону.

Он прошел несколько комнат, машинально разглядывая представленные в них картины. Картины были первоклассные, но Дмитрия Алексеевича трудно было чем-нибудь удивить, он повидал много первоклассной живописи. Задержался он только возле знаменитых «Венецианок» Витторе Карпаччо — две повидавшие всякого стареющие куртизанки с невозмутимым видом сушат на балконе, залитом солнцем, волосы, выкрашенные в знаменитый золотистый цвет…

В каком-то старинном трактате Старыгин читал в свое время, что сушить волосы после краски нужно было обязательно на солнце. Он полюбовался еще на собак и птиц, окружавших куртизанок, подмигнул павлину и пошел дальше.

Однако в следующем зале остановился как вкопанный.

Перед ним был портрет мужчины лет сорока.