Мария Фагиаш - Лейтенант и его судья

Бржезовски попросил их подождать в приемной, пока будет расшифровываться стенограмма, которую они должны подписать. Сразу за этим он послал детектива в Генеральный штаб с заданием опросить всех капитанов, получали ли они отправленные четырнадцатого ноября письма от служившего в Галиции их товарища по военному училищу. Другой полицейский был отправлен в опечатанную квартиру Мадера, чтобы еще раз проверить все его бумаги. Хотя Бржезовски по-прежнему считал собранные против Дорфрихтера доказательства наиболее многообещающими, он, учитывая, что новые данные также указывают на причастность военных к делу, решил проверить тщательно и их.

Посланный в квартиру Мадера полицейский вернулся с конвертом, который был отправлен четырнадцатого ноября из 59-го почтового отделения. Само письмо отсутствовало, но на конверте с обратной стороны были указаны имя и адрес отправителя. Имя отправителя приобретало особое значение: обер-лейтенант Йозеф фон Хедри, также выпускник военного училища. В списке выпускников он занимал по итогам учебы девятнадцатое место, сразу вслед за Дорфрихтером. Имя Хедри уже всплывало один раз в ходе следствия — он был одним из адресатов Чарльза Френсиса. Во внимание был принят тот факт, что он оказался единственным из получателей циркуляра, кто не был повышен в звании и переведен в Генеральный штаб. Однако этому не придали большого значения. Хедри служил в расположенном далеко в Галиции местечке Гродек, и из телефонного разговора с его командиром выяснилось, что в Вене он не был более полугода. И вот теперь обнаружилось адресованное им покойному Мадеру письмо, отправленное, как и циркуляры Чарльза Френсиса, в восемь часов утра с того же самого 59-го почтового отделения.

Полицай-президент известил по телефону генерала Венцеля о новом повороте событий. После обсуждения этой информации комиссия пришла к выводу, что капитан Кунце по возможности незаметно должен покинуть Линц и с первым же поездом отправиться в Гродек.

Обер-лейтенант Йозеф фон Хедри скакал на лошади по главной аллее прекрасного парка. Он был участником охоты на лис. Но куда делась вся свора собак? Почему он один? Спустя секунду он был уже не на лошади, а гулял с одной актрисочкой из Будапешта, с которой у него прошлым летом был роман. Он как раз пытался вспомнить ее имя, как вдруг ему в лицо хлынул поток ледяной воды. Он закашлял, захрипел, стал хватать воздух. Внезапно ему показалось, что он тонет, он стал беспорядочно размахивать руками — и вдруг наткнулся на что-то мягкое и теплое. Тут он окончательно проснулся и понял, что он в Гродеке, а водой его облила Наташа, местная проститутка.

— Чтоб ты пропала, глупая курица! Ты что, с ума сошла?

Он с отвращением посмотрел на ее злое лицо. Польские потаскухи сами по себе не стоили доброго слова, но местные были гораздо хуже. Нужно напиться до чертиков, чтобы на такую польститься. Они были грязные и отвратительные, как все в Галиции. В Библии зря описывают ад, как геенну огненную с горящей серой. Настоящий ад — это безлесная местность с клубами пыли летом и всепроникающей вонью навоза, ледяными ветрами и грязью по колено в сентябре. Был только один примиряющий со всем этим аспект — в грядущей войне, — а Хедри молился, чтобы она началась скорее, — можно было ожидать, что Галиция, вполне вероятно, станет полем битвы, а после этого вообще исчезнет с лица земли.

— Потому что ты меня просил, — закричала Наташа. — Ты сказал, чтобы я тебя разбудила ровно в шесть. А если не будешь просыпаться, сказал облить тебя водой. Вставай, а то опаздаешь к построению.

Ее имя было вовсе не Наташа, но Хедри звал ее именно так. Называть ее настоящим именем означало, по мнению Хедри, сводить их отношения к близким. Офицер же должен, особенно в Галиции, держать дистанцию в отношениях со штатскими.

Он поднялся с трудом. Голова раскалывалась. Он смутно помнил, что происходило вчерашним вечером: ужин у Яблонски с другими гусарами и в итоге попойка в одном из кабинетов «Гриль паризьен», грязной комнатушке ночного кабака. Там к ним присоединились три улана. Обычно эти рода войск держались отдельно, но оглупляющая, глубокая безысходность иногда сводила их вместе. Уланы были в общем-то неплохие парни. Большинство из них польские шляхтичи — Галиция, в принципе, была частью их родины. Проблемы возникали при совместных пирушках: дело быстро доходило до пари: «кто больше выпьет», вспыхивали споры, которые иногда заканчивались дуэлью. Дуэли были строжайше запрещены, но, поскольку они хоть как-то нарушали вечное однообразие, командиры смотрели на это сквозь пальцы, если только они не заканчивались смертью.