Мария Фагиаш - Лейтенант и его судья

На следующий день после допроса Дорфрихтера в Линце в полицай-президиуме Вены утром появилась невысокая, плотного телосложения женщина лет сорока. Ее сопровождал полный чувства собственного достоинства мужчина в хорошо отутюженном, но довольно поношенном черном костюме. Мужчина сказал, что им необходимо встретиться с полицай-президентом Бржезовски. Их проводили в кабинет капитана полиции Кубелика. Мужчина отрекомендовался как старший почтовый советник Блош.

— Позвольте представить вам фрейлейн Анну Поссельт, служащую почтового отделения номер 59, — сказал он Кубелику. — Я думаю, у нее есть важная информация по делу Чарльза Френсиса.

При попытке выяснить подробности Блош ответил, что фрейлейн Поссельт хотела бы говорить с самим полицай-президентом. К этому моменту у капитана полиции зародились серьезные сомнения в том, может ли фрейлейн Поссельт вообще разговаривать, так как с самого начала встречи она не проронила ни звука. В своем длинном, до пят, пальто, темными глазами и черными волосами, круглым как луна лицом она напоминала ваньку-встаньку.

Спустя некоторое время фрейлейн Поссельт и ее сопровождающий были приняты полицай-президентом Бржезовски. Бржезовски был вежлив, но, к разочарованию Блоша, не проявил большого интереса к их визиту. В последние дни поступило множество сообщений о якобы важных свидетельствах от людей, стремящихся попасть в газеты. Но он, как и прежде, был убежден, что преступника нужно искать среди военных. Генерал Венцель и его группа допрашивали в Линце некоего обер-лейтенанта, и ходили слухи, что речь идет о скором его аресте. Тем не менее был вызван секретарь, чтобы стенографировать сообщение фрейлейн Поссельт.

— Она одна из моих самых добросовестных служащих, — сообщил советник Блош. — Более двадцати лет безупречной службы. — Он обратился к женщине: — Расскажите-ка господину полицай-президенту о польском еврее и о письмах.

Фрейлейн Поссельт сделала глубокий вдох.

— Это было четырнадцатого ноября, незадолго до восьми. Перед моим окном — «Заказные письма и продажа почтовых марок» — стояла очередь из нескольких человек, а этот польский еврей был вторым и чуть шею себе не свернул, хотел узнать, почему я так долго вожусь, хотя на самом деле я все делаю моментом. Когда дошла его очередь, он протянул мне пачку писем. Обычные письма, марки уже наклеены. Тогда я сказала ему, что их нужно бросить в почтовый ящик. А он мне отвечает, что письма из ящиков только что вынули — тут он не врал — двое коллег как раз сортировали их, он попросил передать его письма моим коллегам, чтобы успеть к следующей доставке. Клиент был такой настырный, извините, просто привязался с этими письмами. Я его спрашиваю, что, мол, у вас горит, что за спешка? А он отвечает, что, значит, его послал господин обер-лейтенант с этими письмами из Галиции и их позарез нужно тут же отправить. Тогда, чтобы отвязаться от него, я ему показала, как обойти стойку и положить письма на сортировочный стол. Ну, он так и сделал.

Женщина повествовала все это совершенно безучастно, монотонно и не делая пауз.

— Вы еще не упомянули про адрес, — напомнил советник Блош.

— Ах да, — спохватилась она и слегка оживилась. — Когда он подвинул мне письма в окно, я мельком взглянула на один адрес. Письмо было какому-то господину капитану. Никакой улицы не было указано, а только Генеральный штаб, военное министерство, Вена.

Бржезовски посмотрел на нее с сомнением.

— А с чего это вы вдруг стали читать адрес? — спросил он.

Фрейлейн Поссельт густо покраснела.

— Да я вовсе не читала, а только глянула, он такую суматоху поднял с этими письмами. Я еще удивилась, а что же господин обер-лейтенант не бросил их в Галиции. Почему это он посылает человека в такую даль, в Вену? Наклеил бы еще марок по пять геллеров, и дело с концом. Непонятно мне все это. Как вспомню, так удивляюсь.

— Вы сказали, что это был польский еврей. Почему вы так решили?

— Да смотрелся он так, кафтан на нем был, борода такая рыжая. Да и говорил он точно как польский еврей. Я их много таких повидала.

— Когда фрейлейн Поссельт рассказала мне об этих письмах, — перебил ее Блош, — я сразу понял, что они связаны с делом Чарльза Френсиса, и настоял пойти прямо к вам, господин полицай-президент. Я считаю моим гражданским долгом помочь полиции.

— Мы высоко это ценим, — сказал Бржезовски, добавив про себя: «Ну конечно, и о двух тысячах крон вознаграждения вы, естественно, не забыли».