Иван Погонин - По следам фальшивых денег

– Петр Аполлинарьевич, мне очень надо. Очень-очень.

– Хоть убейте, билетов нет.

– Я вас убивать не буду. Я вас в Петербургскую часть отправлю, будете там вместо билетных барышников пьяных хулиганов в Народном доме ловить.

– Зачем вы так, Мечислав Николаевич?

– А вы зачем? Я же вас по-хорошему прошу. И не даром. За четыре билета отдам сто рублей.

– Ну вот, опять обижаете. Нешто я барышник.

– Я не говорю, что вы барышник. Но у вас будут расходы, вы их должны компенсировать.

– «Катей» эти расходы не компенсируешь, – вздохнул надзиратель. – Так что не надо денег, я забесплатно постараюсь.

– Постарайтесь, голубчик, я вашим должником стану. Только, прошу, сильно постарайтесь.

На следующий день он отпросился у Филиппова с вечерних занятий, купил на Большой Морской коробку конфект от «Петера и Колера», а на Невском – роскошный букет от «Fleurs de Nice» и поехал на Манежный.

Горничная провела его в гостиную, обставленную дорого и с отменным вкусом. Он сразу увидел, что Татьяна Федоровна его ждала – одета была не по-домашнему. И сережки в ушах у нее были такие, какие дома не носят. Это радовало.

– Вот-с, два билета. Для вас и для вашей подруги. К сожалению, только шестой ряд…

– Боже мой! Мечислав Николаевич, да вы волшебник! Что я вам должна?

– Помилуйте, Татьяна Федоровна!

– Нет, я такой дорогой подарок принять не могу. Говорите сколько или забирайте билеты.

Сказано было решительно.

– Извольте. Пять рублей десять копеек за один. За два выходит десять двадцать.

– Вы шутите?

– Отнюдь. Можете справиться в кассе. Билет в шестой ряд стоит пять десять.

– Вы же их не в кассе покупали?

– Татьяна Федоровна. Я же вам сказал, что я не барышник. Друг купил по номиналу, и мне отдал по номиналу. Вы меня, право, обижаете!

– Ну, хорошо, хорошо. Я сейчас.

Она принесла красненькую и двугривенный.

– Татьяна Федоровна, давайте поступим так: вы завтра сходите в церковь и опустите эти деньги в кружку. Тогда получится, что билеты я вам не подарил, и денег от вас мне брать не придется.

Она задумалась.

– Хорошо. Только не в кружку, а в приют.

– Идет.

– Слава Богу, разобрались. А теперь давайте пить чай.

Увидев его в театре, она заулыбалась.

– Какой же вы хитрец, Мечислав Николаевич, какой хитрец. Но скрывать не буду, я рада. Ах, позвольте вас представить – Аннушка, это Мечислав Николаевич, тот самый волшебник. Мечислав Николаевич, это – Анна Васильевна, моя подруга и ваша обожательница.

– Очень приятно. В свою очередь представляю вам моего приятеля и одновременно начальника – Карл Петрович.

Маршалк, лихо, по-военному, щелкнул каблуками, а потом поцеловал барышням ручки.

После концерта в Мариинском барышни легко поддались на уговоры продолжить вечер в «Вене». А уже в сентябре Таня переехала к нему.

Зайдя в Кремлевский сенатский дворец, где размещались московские судебные установления, Кунцевич обратился к служителю:

– Скажи-ка братец, где здесь камера следователя Шабельского?

– Второй этаж, ваше высокоблагородие, направо вторая дверь.

– Очень рад, очень рад вас видеть снова, Мечислав Николаевич! – тряся Кунцевича за обе руки, говорил Шабельский. По нему было видно, что он и вправду рад.

– И я рад, Ананий Николаевич. – Надворный советник оглядел камеру. Это был большой кабинет, обставленный старой мебелью красного дерева. Справа от входной двери помещался книжный шкаф, заполненный томами Свода законов, слева стоял покрытый медвежьей шкурой кожаный диван. Заваленный бумагами рабочий стол следователя находился по центру, между двух маленьких окон. – А у вас тут уютненько!

– Так я большую часть жизни в этом месте провожу, уют – хоть какая-то компенсация этому. Перекусить с дороги не желаете?

– Благодарю, я позавтракал на вокзале. Но от чая не откажусь.

Распорядившись насчет чая, следователь рассказал сыщику о последних новостях по делу и показал телеграмму из Благовещенска. Кунцевич перечитал ее несколько раз:

– Хм. Если просит денег и не указывает адреса, значит, родители этот адрес знают. И если дочку любят, то денег вышлют незамедлительно.

– Все правильно. Только что я получил еще одну телеграмму от Колмакова. Володко-отец дал своему банку поручение перевести с его счета двести рублей в Париж в отделение Лионского кредита. После этого он отправил письмо на имя дочери в почтовое отделение на rue Le Peletier до востребования. Перевод замедлить мы не в силах, а письмо попробуем попридержать. Но долго это делать не получится.