Эндрю Уилсон - Искусство убивать. Расследует миссис Кристи

– Нет.

– А может, у вас разгорелся спор, который перерос в ссору?

– Послушайте, это…

– И во время перепалки вы нанесли своей жене сильный удар? Возможно, настолько сильный, что вам пришлось пожалеть о последствиях?

– Это…

– И вы убили ее? Как вы это сделали? Вы ее задушили, полковник Кристи?

– Нет и нет. Я уже сказал…

– А затем вам надо было избавиться от тела. Где вы его спрятали? Закопали где-нибудь?

– Да нет же! Вы сошли с ума, если думаете, что я способен на такое! Нет, знаете, это переходит всякие границы. – Полковник неожиданно отодвинул стул назад и встал. Его красивое лицо густо покраснело и исказилось от гнева, широко открытые глаза вылезали из орбит. – Если вы будете продолжать в том же духе, я не буду говорить с вами без адвоката. Я и так уже собирался обратиться к нему. Вы меня просто-напросто запугиваете. Вы прекрасно знаете, что у вас нет доказательств, а доказательств нет потому, что я невиновен.

Кенвард подумал, что, возможно, зашел слишком далеко. Но он не видел, как иначе можно объяснить исчезновение писательницы. Не могла же она просто растаять в воздухе? Суперинтендент, однако, чувствовал, что сегодняшняя тактика допроса никуда не приведет. Полковник очень успешно защищался, и следовало придумать другой подход.

– Ничего, со временем все прояснится, – сказал Кенвард, поднимаясь. – Я не собираюсь брать вас под стражу, полковник. Но нам надо будет поговорить еще раз через несколько дней.

– Не вижу в этом необходимости. Если захотите опять допрашивать меня – арестовывайте. Но я не знаю, чем помочь вам в ваших изысканиях. Всего хорошего.

Когда за полковником закрылась дверь, Кенвард вытащил бутылку из ящика стола, быстро сделал глоток-другой и снял телефонную трубку. Наступило время более тонких мер. Раз полковник не хочет вести честную игру, пусть пеняет на себя. Полицейский набрал номер информационного агентства Пресс Ассошиэйшн и попросил соединить его с Александром Мэсси из отдела уголовной хроники.

– Мэсси? Да, это Кенвард. У меня есть для вас кое-какой материал. Да-да, по тому делу, которое мы обсуждали на днях. Да, по делу Кристи. Я думаю, мы можем заставить супруга расколоться.

Счастливые люди живут лишь наполовину. Кто же сказал это? Наверное, кто-то из этих мрачных русских. Раньше смысл этой фразы ускользал от меня, но теперь мне казалось, что я поняла ее. Вся прежняя жизнь представлялась мне пустой страницей. Те моменты, когда я была счастлива, – игры в залитом солнцем саду Эшфилда, бездумная болтовня с мамой, катание на роликах по набережной в Торки – выглядели теперь несущественными. Смерть матери, затем измена Арчи и нынешнее незримое, но постоянное присутствие Кёрса давили на меня, погружая во тьму.

Я вспомнила слова мамы о том, что каждый должен думать о смерти и жить как странник или случайный гость на земле. «Мы временно пребываем здесь, – говорила она и добавляла: – „Завтра день неизвестный“», цитируя «О подражании Христу» [10] «О подражании Христу» – католический богословский трактат немецкого монаха и писателя Фомы Кемпийского, написанный в XV веке. Перевод К. Победоносцева. . Она всегда держала эту книгу под рукой.

Может быть, именно такова была жизненная позиция Флоры. Меня поражала ее стойкость, способность держаться беззаботно перед лицом смерти. Я провела с миссис Кёрс почти весь день, и мне казалось, что между нами возникла какая-то особая связь. Опираясь на логику, с которой трудно было спорить, Флора выдвинула целый ряд причин, почему она должна пожертвовать собой ради моей дочери. Если мой эксперимент пройдет неудачно и я не смогу оживить ее, она умрет, зная, что пошла на это не напрасно. Дабы на меня не пало подозрение, Флора настояла на том, чтобы написать предсмертную записку, говорящую, что она решила покончить жизнь самоубийством. Она заявила, что ей даже хочется провести этот эксперимент, который явится как бы подготовкой к ее неизбежной кончине через несколько месяцев. Однако и в случае удачного исхода мнимая смерть Флоры даст мне лишь временную передышку, все станет только хуже, когда она очнется. Что делать тогда, я не имела представления.

В детстве на меня всегда производила большое впечатление евангельская притча о Лазаре из Вифании, которого Иисус оживил через четыре дня после его смерти. Помню, как мама читала мне вслух Евангелие от Иоанна и плакала в том месте, где говорилось, как откатили камень от пещеры, где умерший лежал в погребальных пеленах. Я понимала, что попытка предпринять нечто подобное – это сущее святотатство, но у меня не было выбора. Оставалось только надеяться, что на меня не падет вечное проклятие.