Дэвид Дикинсон - Ад в тихой обители

— Мой дорогой декан, — негромко проговорил епископ, — мне понятны все выигрышные стороны этого предложения. Однако оно совершенно неприемлемо. Быть может, факел нашей церкви сегодня горит не столь ярко, как прежде: быть может, свечи наших храмов даже угасают, но это не дает нам права отклониться от пути истины. Чего же еще, как не глубокой веры в Господа, в святой завет блюсти истину, нам держаться? Меня не беспокоит, какой скандал поднимется вокруг собора и нашего города. Меня не беспокоит, что напечатают газеты и сколь зловещие истории они изложат. Меня не беспокоит, если тысячелетний юбилей святилища христиан потускнеет от косых взглядов и дурной славы. Церковь должна говорить правду. Нашу правду — правду смирения, искупления, правду невидимой и зачастую неощущаемой любви Господней, правду, которую порой бывает трудно принять. И постигшее бедного Артура Рада, скрывать нельзя. И эту правду мы должны вынести, признать. Признать, что преступление произошло у нас — у нас, пастырей, по святому чину и обету зовущих любить ближнего, как самого себя. В страшной кончине Артура Рада тот же промысел Божий, что когда-то явился в смерти на кресте. Нам должно хранить верность истине, декан. Иного нам не дано.

Воцарилось молчание. Нет, все-таки недаром епископ-профессор годами корпел над версиями заветных евангельских текстов, сличая каждую буковку в словах древних, давно канувших языков. Настал час — ранний час английского холодного зимнего утра с обильным снегопадом, — когда, сохранив сквозь все испытания веру в промысел Божий, этот епископ дал ответ. С искупительной прямотой ответил на предложение солгать и увильнуть. Над местом декана в соборе тоже есть надпись, вспомнил Пауэрскорт. Слово, не означающее ничего ни в светской, ни в духовной сфере, всего лишь указание начальственной должности — «Deaconus», декан. А над епископским креслом определение особой личности: «Episcopus. Beatus Vir». Сэр Питер по-новому, с глубоким уважением взглянул на Джарвиса Бентли Мортона — «Епископ, муж благословенный».

Декан, однако, не замедлил парировать удар. На удивление легко для его крупного телосложения он вскочил на ноги, с жаром заговорил.

— Мой дорогой епископ! — эхом возвратил он теплое дружеское обращение своему руководителю. — Как замечательно вы говорили! Как мудро вы напомнили о нашем христианском долге, нашей ответственности перед паствой. Никогда мне не достичь такого красноречия!

Пауэрскорт заметил иронично дрогнувшие губы главного констебля, который, видимо, был постоянным зрителем этого ристалища и превосходно изучил характер взаимоотношений декана и епископа.

— Теперь же пора действовать согласно нашему плану, — мгновенным крутым виражом вернулся на свою позицию декан. Обученный тактике военного маневрирования, Пауэрскорт был впечатлен виртуозностью исполнения этого «полного поворота кругом». — Главный констебль, — начал декан расстановку боевых сил, — можем ли мы — я, как ответственное лицо собора, и вы, как представитель закона, — совместно приступить к расследованию этой ужасной смерти? Сочтете ли вы правомерной мою просьбу о соблюдении всяческой благоразумной осторожности до погребения тела?

Шеф полиции утвердительно кивнул.

— Позволено ли будет и мне сказать здесь свое слово? — Расцепив сомкнутые ладони, епископ положил их на колени и распрямился в кресле. — Могу ли я, как представитель церковной власти, добавить к только что состоявшемуся соглашению мою личную просьбу о привлечении к этому расследованию лорда Пауэрскорта? Его опыт для нас неоценим. Если, конечно, вы дадите согласие, лорд Пауэрскорт.

Детектив коротко, с достоинством поклонился. Всю жизнь он верно служил интересам дела. По поручению премьер-министра выполнял государственной важности миссию в Южной Африке. Расследовал загадочные преступления и для принца Уэльского, и для магнатов лондонского Сити. Но, так или иначе, то была служба Мамоне [13] Мамона — в христианских церковных текстах идол, олицетворяющий сребролюбие и стяжательство. . Пришло время послужить Господу. Леди Люси сейчас гордилась бы своим мужем.

Декан занялся обсуждением похорон с доктором Вильямсом. Шеф полиции глядел в окно на падающий снег. Епископ прикрыл глаза (молясь за душу усопшего, а может, от усталости). Пауэрскорт рассеянно слушал, как декан скороговоркой перечисляет препятствия, не позволяющие провести траурный обряд в соборе. Казалось, в голове его сидело расписание всех служб, от причастий до школьных молебнов, на десять дней вперед.