Юлия Крён - Убийства в монастыре, или Таинственные хроники

«Курицы!» — ругалась София, злясь на их бесконечную болтовню. Если ей удавалось убежать от нее, она с радостью погружалась в другой мир, за пределами монастырских стен, и мирилась с тем, что придворные дамы шептались про нее.

Одна из них, Иоланта Вермонская, в возрасте двадцати пяти лет отвернулась от придворной жизни и пришла в монастырь, поскольку потеряла надежду дождаться подходящей партии. Она трезво объяснила, почему о Софии до сих пор говорят.

— Бланш считает вас колдуньей, — сказала она Софии, и по ней нельзя был понять, согласна она с этим или нет.

— Бланш образованная женщина, даже одна из самых образованных во Франции, — ответила София. — Она использовала все дурные слухи обо мне, но сама никогда по-настоящему не верила в них. Разве ей осталось, в чем упрекнуть меня? Разве не благодаря мне она сегодня может управлять страной?

— Она утверждает, что вы сделали несчастными своих детей, — спокойно продолжала Иоланта. — Теодор, может, и простил вас, но Катерина до сих пор с вами не разговаривает, хотя уже много лет живет в этом монастыре, полностью оставила прежнюю жизнь и называет себя Клариссой, по имени спутницы Франциска. Так она чувствует себя связанной со своим братом, если можно так сказать.

— Мне совершенно все равно, как называет себя Катерина! — прошипела София и поспешно удалилась.

Хотя они и не потеряли связи с миром, несмотря на уединенность, поездки в Орлеан становились все реже и реже, по мере того как возраст с присущей ему неторопливостью усмирял все жизненные волнения.

На Софии возраст почти не сказывался. С каждым годом крепла ее уверенность в том, что она относится к людям, которые сильнее и выносливее остальных и которым дано прожить на этой земле много лет. Но в то время как она в свои пятьдесят пять лет ходила легко и прямо и не испытывала никаких болей, Изамбур начала медленно угасать, как когда-то угасло ее зрение.

Она любила сидеть в монастырском саду, но горяздо чаще оставалась в своей узкой кровати, лежала молча и спокойно.

Однажды София вместо нее приняла делегатов Бланш, которая хотела, чтобы Изамбур присутствовала на очередном торжественном событии.

— И не думайте портить ее последние годы! — яростно воскликнула София. — Несколько десятилетий подряд ее только и делали, что перевозили с места на место, и чаще всего ей приходилось жить в жалких тюрьмах. Бланш и не думала о ней! И теперь ей не следует пользоваться ее именем для усиления своей власти. Пусть оставит ее наконец в покое!

— Но госпожа, — возразил один из делегатов. — Королеву Изамбур уважают не только во Франции, но и во всей Европе. Даже Вальдемар Датский, ее дальний родственник, пишет своей незнакомой тетке многочисленные письма.

— Все вы должны сгореть от стыда! — гневно продолжала София. — С тех пор как я ее знаю, каждый норовил использовать ее в своих целях. А теперь каждый надеется получить от нее спасение или исцеление, купаясь в ее бледном свете, и никому дела нет, полезно ей такое почтение или нет. Я говорю вам: не полезно. Изамбур всегда была не от мира сего. Не смейте хватать ее и тащить за собой на эту грязную землю! Вы, лицемеры и святоши, не заслужили ее!

Мужчины вздрогнули, но София и не думала сдерживать гнев. Они уже повернулись к ней спиной, а она все продолжала бросать им вслед злобные слова:

— Люди говорят, что она способна исцелять людей, только потому, что она супруга великого Филиппа Августа! Ха! А он-то не ценил этого, в первую брачную ночь она едва не истекла кровью, а затем чуть не умерла с голоду в месте своей ссылки, в замке Этамп. И теперь священники, которые приползают сюда и прославляют ее терпимость, смирение и преданность, несмотря на несчастную судьбу, тогда бы благословили и то, и другое своим распятием. Изамбур слишком стара и больна, чтобы служить отвратительной игре глупости, предрассудков и политического расчета. Знайте: вы доберетесь до нее только через мой труп!

Ей пришлось замолчать, потому что не осталось никого, кто мог бы услышать ее слова, за исключением одной сестры. Грета, женщина с севера, которая верно служила Изамбур, подошла к Софии и посмотрела на нее, широко раскрыв раскосые глаза.

— Что такое? — проворчала София. — Опять хочешь упрекнуть меня в том, что все, что я ни говорю, вредит твоей любимой королеве? Снова хочешь попытаться убить меня?

С того злосчастного октябрьского дня Грета больше не приближалась к ней.

Теперь же она взяла руку Софии и крепко сжала ее.