Вера Юдина: Анатом

— Семен Львович! — громко повторил Иштван, и поежился.

Опять никто не ответил, но на этот раз Иштван отчетливо услышал тихий стон, у себя за спиной. Он обернулся к столу и посмотрел на белую ткань укрывающую тело. Ему показалось? Или на самом деле кто-то стонал? Иштван не мог понять. Тогда он решительно взялся одной рукой за край простыни и осторожно приподнял белую ткань.

Прямо на него, стеклянным неподвижным взглядом смотрел профессор. Иштван успел заметить муку и боль, сквозившую на уже не молодом и добром лице Ларионова. Затем скользнула тень приближающейся смерти, когда предсмертная агония была уже позади, и жизни в несчастном старике оставалось на два три вздоха. Лицо его обрело свое привычное спокойствие и умиротворение. И на миг после невыносимой муки, глаза доктора просветлели. Он в последний раз взглянул на сыщика, его рот искривился в предсмертном оскале и умирая он сомкнул веки.

Когда доктор испустил последний вдох, Иштван осознал, что стук окна и завывание ветра вовсе не были случайностью.

Иштван бросился к каменным ступеням, служившим студентам вместо скамеек и буквально взлетел по ним наверх, к тому самому единственному окну. Оно нервно забилось, терзаемое ветром, создавая неприятный грохот.

Оказавшись у окна, Иштван с легкостью выбрался на улицу и вылез на заднем дворе академии. Вокруг не были ни души, лишь следы, едва заметные на грязном снегу вели к месту, где совсем недавно была привязана лошадь. Ледяной ветер порывами бил в лицо, словно насмехаясь над самоуверенным сыщиком. Второй раз преступления происходят буквально под носом у Иштвана, и он не успевает ничего сделать.

Иштван пнул сугроб, попавшийся ему на ходу и поплелся обратно в амфитеатр, чтобы проститься с этим великим человеком, своим другом и коллегой, с которым не одно дело они успешно расследовали. Теперь надо узнать, что именно доктор хотел поведать Иштвану и выяснить, кто убил доктора и за что.

Прибывшие спустя время жандармы, получив инструктаж от начальника, не тратя время попусту сразу рассредоточились по темным помещениям. Коридор вновь ожил.

Кто мог это сделать? Задавался вопросом Иштван, расхаживая с фонариком по пустынным комнатам. Он наталкивался на различные предметы медицинской утвари, на скелеты и останки мертвых людей законсервированные в банках. Ни одной записи, ни одного рисунка, ни одного слова о его последнем исследовании. Может Ларионов так и не успел осмотреть тело княжны, тогда зачем он вызывал к себе сыщика, такой странной запиской. Это было загадкой.

Бросив бесцельные поиски, Иштван вышел на улицу и закурил. К нему подбежал один из студентиков доктора, попросил закурить и сразу исчез.

Через какое-то время, к Иштвану подбежал запыхавшийся жандарм, и вытянувшись в струну, как умели только воспитанники Облича, выкрикнул:

— Ваш благородие!

— Что? — обернулся на него Иштван.

— Вы должны это увидеть!

— Ну что там у тебя? — проворчал Иштван недовольный, что вновь придется спускаться в склеп, из которого он с таким облегчением выбрался.

Жандарм шел впереди.

— Господин Димитриев просил срочно позвать.

Снова в нос ударил знакомый запах сырости и смерти, и Иштван невольно поморщился.

В амфитеатре теперь было людно. Его помощник, Димитриев, прозванный в узком кругу жандармов тайного отдела — Костяк, за свою жестокость в отношении подчиненных, и порой даже чрезмерную принципиальность, стоял у железного стола и что-то усердно записывал на чистом листе. Видно было, как ему неудобно делать это на весу, но карандаш с такой легкостью летал по бумаге, что сразу выдавал долгие годы подготовки.

Димитриев был правой рукой Иштвана, его незаменимым помощником и верным товарищем. На самом деле место директора Департамента пророчили именно Димитриеву, до того момента, как Иштван в чине подполковника не изъявил вдруг желание уйти из армии и перевестись в жандармерию. Тогда как раз организовывали новый отдел, и на это место искали человека с чистыми взглядами на ситуацию, в добавок ко всему, основным аргументом послужило юридическое образование Облича. Иштвану предложили это место, и он невольно перешел дорогу Димитриеву, который слишком долго грезил этим местом и долго к нему стремился. Но на его несчастье у него не было таких могущественных покровителей как у Облича.

Первое время они не могли поладить. Димитриев всем своим видом давал понять, как ему неприятно новое назначение, и всячески старался оскорбить нового директора перед лицом всего отделения. Иштван терпел, одновременно пытаясь найти подход с обидчивому коллеге. Со временем именно терпение начальника и его снисходительность, стали тем самым поводом, который и положил начало этой крепкой мужской дружбе.