Вера Юдина: Анатом

— Мы не на Кавказе! — грубо ответил Дмитрий Константинович.

— Нет господа. — решительно заявил доктор. — Это определенно преднамеренное убийство. Удар нанесен точно в самое уязвимое место, четко и хладнокровно. Она не могла выжить после такого. Ударь он слабее, она могла остаться калекой на всю жизнь. Удар был сделан с необходимой силой, хорошо подготовленным человеком.

— Доктором?

— Возможно. Прежде в Англии практиковали этот метод, чтобы лишить буйности некоторых душевнобольных, но не для смерти. И я давно уже не слышал о подобных случаях.

Вдруг доктор достал пенсне и наклонился. Он заметил в руке девушки клочок бумажки, зажатый в кулачок. Пальцы оледенели, и пришлось приложить немалые усилия, чтобы разжать тиски смерти, прежде чем он извлек на свет скомканное письмо. Когда заветная бумажка все же была благополучно извлечена из мертвых объятий княгини, он протянул ее Дмитрию Константинову. Тот прочитал и протянул Стравицкому. Так записка прошла по кругу и оказалась в руках у Иштвана.

Иштван бегло пробежался по тексту. И увидев подпись, сунул записку в карман.

— Я надеюсь вы понимаете всю серьезность этого дела? — официально грубо и высокомерно спросил у Иштвана Ложкин молчавший до этой минуты. — Докладывать будете лично мне!

Иштван кивнул. Тело княжны унесли медики Лаврова, и все постепенно разошлись. Иштван остался один на один со своими мыслями, тяготившими его душу, и с легким чувством вины за случившееся. Ему необходимо было продумать четкий план расследования. И первым делом, он послал одного из жандармов, арестовать Аверьянова, того самого, кто был автором этой злосчастной записки, с которой и началось это долгое и жуткое по своей бесчеловечности дело. Допрос Аверьянова он поручит своему помощнику. Сам же займется поисков каналов, через которые можно будет проверить причастность к убийству террористов. Оттого политическое ли это было убийство, зависело слишком многое.

Вечером следующего дня Иштван сидел в своем кабинете и работал с документами, когда с грохотом распахнулась дверь, и ворвался разъяренный князь Мухин. Лицо его пылало ненавистью, глаза были налиты кровью, было ясно, он все понял так как того требовало время и обстоятельства и жаждал крови.

Этот тучный человек, с поросячьими глазками и в обычном состоянии не мог вызвать гамму приятных чувств, а разъяренный он и в самом деле напоминал быка, у которого нет чувств, есть только одно желание поразить своего соперника, разорвать в клочья и посадить на свои мощные и смертельные рога.

— Вы нашли убийцу моей дочери? — с порога крикнул князь, не удосужившись даже поздороваться.

Иштван важно поднялся в кресле, и стараясь своим спокойствием слегка приструнить гнев князя, он рукой указал ему на стул.

— Я весьма тронут князь вашим визитом, но мне не совсем ясна его цель. — командным голосом, каким он привык общаться с подчиненными произнес Иштван, чем и вверг князя в ступор.

Тот уставился на сыщика странным невидящим взглядом и удивленно заморгал.

— Как вы смеете? — прошипел князь. — Вы жалкий щенок!

— Я попросил бы вас не оскорблять меня без причины. — осек князя Иштван, — мои люди делают все что в наших силах. Мы ищем преступника. Поверьте все что смогу, я сделаю.

Князь посмотрел на Иштвана таким преданным и в то же время слепым взглядом и неожиданно, уронив голову на руки, беззвучно зарыдал. Теперь только его плечи тряслись в безудержном порыве горя. Он то и дело тихо поскуливал и всхлипывал.

— Она ведь все что у меня было. Когда Сонечки не стало, я думал все. Жизнь больше не имеет смысла, и мне принесли ее, с такими большими глазами. Она тогда только глянула на меня. Крохотная сонная, и все время пальчик свой посасывала. И знаете, сердце тогда мое дрогнуло, такая прелестная она была. Дайте слово, что вы найдете его.

Князь озвучил свою просьбу тихо, едва слышно, словно умоляя. И Иштван почувствовал жалость к этому свирепому на первый взгляд человеку. Славясь своей сухостью, Мухин всю жизнь теплел в себе любовь к единственному дитяти, которого судьба так жестоко решила отобрать у него на старости лет.

Поступаясь своими принципами, Иштван ответил:

— Вы будете первый, и последний, кого он увидит перед своей смертью, я даю вам слово.

Князь поднялся, поправил ворот своей медвежьей шубы, и, поклонившись на манер военных офицеров быстро вышел. Он должен был уйти, так как чувствовал вновь приближение приступа. Когда дверь за ним закрылась, Иштван опустился в кресло.