Вера Юдина - Анатом

И вдруг она увидела его. В окне вагона. Он стоял и с высоты смотрел на нее, удивленным и слегка тревожным взглядом. Катя прочитала в его глазах грусть. Она бросилась к вагону и прижала ладони к замершему стеклу.

— Господин сыщик! Я унижаюсь сейчас перед вами, оттого что люблю…Я лгала когда говорила другое! И вы должны знать это! Я люблю вас больше жизни, больше чести своей и всего самого святого! Не уезжайте… не оставляйте меня одну в этом чужом и холодном городе! Вы же поклялись! поклялись никогда не оставлять меня! Господин сыщик! — ее голос сорвался и она прошептала одними губами, — Иван Аркадьевич… милый…я погибну без вас…

Иштван стоял как вкопанный, с немым выражением на лице, без слов он взирал на терзания девушки. Она не могла понять, жалеет ли он ее сейчас или наказывает за гордость. Ни один мускул не дрогнул на его мужественном лице.

Раздался свисток. Поезд тронулся. Катя отступила назад. По щекам текли слезы, оставляя замерзшие дорожки на нежной коже.

— Не уезжайте, — беззвучно прошептала она, с последней надеждой. — Я умоляю вас.

Но вопреки ее мольбам, Иштван продолжал стоять у окна. Состав медленно отходил, стуча колесами, унося с собой ее сердце, ее гордость, ее первую и единственную любовь. Какой она была глупой! Она опоздала на свой поезд…

Катя бросила пустой взгляд на рельсы и вспомнила, вспомнила свою любимую книгу, вспомнила милую Анну. Она наказала своего любимого, наказала себя. Отважная женщина. Теперь только все стало пустым и безликим. Катя понимала, что в этом мире, жестоком и подлом, она осталась совсем одна. И так захотелось ей в этот момент как Анна Каренина, под поезд, на рельсы и забыть. Так будет правильно.

Катя тряхнула головой, отгоняя дурацкие мысли. Правильно тогда сказал Иван Аркадьевич, она не Каренина, а он не Вронский, эта другая повесть. Повесть с грустным, но не трагическим концом.

И понимая все свое бессилие, Катя закрыла лицо руками и заплакала, под звук уходящего состава. Под звук разбивающегося сердца.

Вдруг знакомые сильные руки, бережно привлекли ее к себе, и до боли родной голос шепнул у виска:

— Не плачьте, Катерина Дмитриевна. Мне больно видеть ваши слезы.

Сперва облегчение озарило все ее сознание и от счастья она едва не лишилась чувств. Он остался, ее сыщик. Он не смог уехать. Катя глубоко вздохнула, но в тот же миг жуткая ярость проснулась в ней. Она открыла глаза и со всей силы ударила кулачками барона в грудь.

— Вы самый несносный и противный человек на всем свете! — закричала она, — Зачем вы заставили меня так страдать! Вы хотели оставить меня одну!

Но Иштван не ответил. Он заглянул в васильковые глаза своей прекрасной и строптивой Елены и поцеловал, нежно и трепетно. Конечно, он не мог оставить ее. Это была жалкая попытка бежать от самого себя, попытка бежать от чувств. Катя стала его душой. Его сердцем. Его жизнью. Он больше никогда не оставит ее одну.