Элизабет Редферн - Золото Ариеля

Нед откинулся назад и закрыл глаза, вспоминая отдаленный шум войска, совершающего переход по охваченным войной равнинам.

В доме, который Интересовал Неда, слышался, несмотря на раннее утро, шум — сновали слуги, торопливо зажигая свечи; в доме проснулись от того, что кто-то яростно стучал в переднюю дверь.

Хозяин дома, Френсис Пелхэм, которого Уильям Уад, комендант лондонского Тауэра, взял на службу в качестве охотника за католиками, мгновенно проснулся. Управляющий ответит на стук; но Пелхэм, который предпочитал знать все, что происходит, быстро встал с кровати, оделся, как всегда, в черное (строгость черного цвета соответствовала его пуританскому вкусу и заставляла выглядеть старше своих тридцати двух лет), взял свечу и быстро пошел к лестнице, обшитой темными панелями, остановившись только у закрытой двери спальни жены — комнаты, в которой она спала с тех пор, как была ребенком.

Он сделал этот дом своим домом, когда женился на Кэтрин Ревилл два года назад, но при виде ее закрытой двери все еще чувствовал себя посторонним и никогда не пытался открыть ее, из опасения убедиться, что она заперта для него.

Он быстро спустился вниз по лестнице, несмотря на заметную хромоту, портившую его походку, и обнаружил, как и ожидал, посыльного из Флитской тюрьмы; волосы и одежда его намокли от дождя, он снял шляпу и сказал:

— Есть новый подозреваемый по вашей части, сэр.

Пелхэм уже пристегивал шпагу, которую подал ему слуга. Другой слуга зажигал свечи в холле, обшитом темными панелями.

— Это католик?

— Так считают, сэр. Люди Уада нанесли ночной визит в жилище этого человека в Темпле, где нашли четки и распятие. Но он не будет говорить.

Пелхэм застегнул плащ.

— Будет.

Френсис Пелхэм считал своим личным долгом протестанта выслеживать и уничтожать каждого католика — врага короля Якова. Сегодняшний день, пятое ноября — годовщина Порохового заговора, — был для Пелхэма и его сотрудников поводом не для радости, но для того, чтобы вознести смиренную благодарность Господу за поимку четыре года назад Гая Фокса и его друзей, задумавших заговор: король и парламент должны были взлететь на воздух.

В связи с этим нужно было быть особенно бдительным. Он сказал посыльному:

— Скажите, что я иду.

Человек, приехавший верхом, предложил доехать до тюрьмы вместе с ним в качестве сопровождающего — на улице было еще темно; но Пелхэм отказался от его общества и прошел, хромая, на конюшню, примыкавшую к дому.

Как только слуга приготовил лошадь, он пустился под проливным дождем мимо Темпл-Бар дальше к северу, к церкви Святого Варфоломея и Флитской тюрьме. Эту дорогу он знал хорошо. Под сенью разрушенной городской стены сгрудились построенные на скорую руку хибары, где прятались нищие и воры. Проезжая мимо, Пелхэм чувствовал на себе их взгляды, но он не боялся их. Он был при шпаге, и, кроме того, было что-то угрожающее в его черной одежде, в его суровом, аскетическом лице, в стриженых светлых волосах. Казалось, что во время этой поездки он готовится к предстоящей задаче — очищает свой ум и душу.

Когда он подъехал к Флитской тюрьме, занимался холодный рассвет. Стража у ворот впустила его без проволочек. Пелхэм вошел в тюрьму, пройдя через тяжелую обитую железом дверь, снова вступил в темноту. Предоставив тюремщику, который сопровождал его, следовать за ним, он повернул вправо, потом влево, спустился по сырому лестничному колодцу, прошел по коридорам, освещенным мерцающим светом свечей из ситника, пока не подошел к камере, где узник висел на цепях, прикрепленных к запястьям.

Пелхэм увидел, не испытывая при этом никаких чувств, что от боли у подвешенного старика на лбу выступил пот. Хотя он молчал, Пелхэм чувствовал его страх.

Ранее все сыщики Уильяма Уада получили предупреждение о предполагаемом заговоре против короля Якова и его министров.

— Мы должны быть начеку против католических шпионов в нашей среде, — сказал Уад своему верному слуге Пелхэму. — И мы должны остерегаться изменников всякого рода.

Как будто Пелхэм нуждался в том, чтобы ему напоминали о его долге.

Он велел тюремщику выйти, потом закрыл дверь камеры и повернулся к закованному узнику.

Кейт, жена Френсиса Пелхэма, услышала, что город просыпается: занялся рассвет, и повозки, наполненные провизией, потянулись из окрестных селений к рынкам. Она накинула шаль поверх батистового ночного платья и стала у окна своей спальни, где с полуночи горела свеча. Каштановые волосы свободно падали ей на плечи, и она казалась моложе своих двадцати двух лет.