Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг

Она стояла, облокотившись о перила, и Джек осторожно присоединился к ней. В темноте, когда не видно лица, можно говорить о чем угодно.

— Я рада, Что ты с ней, Джек. Бет и Фрэнк были единым целым, между ними всегда существовала неразрывная связь. Когда я вспоминаю, что у нее есть ты, мне становится легче.

— Мне кажется, ей немного лучше.

— Она старается.

Музыка стихла — а может, парни в рубке выключили магнитолу. Катер двигался в тишине, нарушаемой лишь плеском волн и мерным гудением двигателя. Джуди осушила свой бокал и теперь держала его обеими руками, будто пытаясь согреться.

— Я должна кое-что сказать тебе, Джек. Потерять человека, с которым прожила тридцать лет, вовсе не легко, хотя, возможно, по сравнению с некоторыми другими вещами и не так страшно.

Джек не нашел что сказать и лишь покачал головой.

Джуди между тем продолжала:

— Фрэнк был хорошим мужем, но у нас не все шло гладко. Особенно в последние годы. Понятия не имею, зачем я тебе это рассказываю. Честное слово, не понимаю причины.

В ее поведении всегда было что-то театральное. Но теперь, стоя на ветру, в ночи, она казалась искренней — такой Джек ее не знал.

— Когда умер мой отец, все его идеализировали, — сказал он. — Многое было пересмотрено. А я хотел, чтобы люди помнили, каким он был на самом деле — слегка чудным и в то же время очень спокойным, в своей уникальной манере. И мне всегда казалось, что это правильно. Что это важно.

Джуди загадочно улыбнулась:

— Наверное, так и есть.

Огни на северном берегу сменились темнотой; катер набрал скорость и сделал пологий разворот, чтобы пройти вдоль правого берега бухты. Штурвал снова был в надежных руках. Джуди, полуобернувшись к рубке, попросила:

— Не говори ничего Бет. Девочка всегда обожествляла отца.

Спустя мгновение на палубе появилась Бет. Подхватив их под руки, она взглянула за борт. В ночи ее кожа светилась, а щеки пламенели — Джек ощущал исходящее от них тепло.

— Они прогнали меня из рубки, — сказала Бет. — Ты уже показал Торну манускрипт?

— Да, но он тоже не знает, что это.

Джек под курткой прикоснулся к реликвии, покоившейся на груди. Ситуация его не обескуражила: исчезающие и исчезнувшие языки были во все времена. Это вообще чудо, что языкам удается уцелеть.

— Какой манускрипт? — встрепенулась Джуди.

— Ерунда, мама. Очередная работа Джека.

Бет, стиснув ему пальцы, виновато посмотрела на него, но тут же ее внимание переключилось.

— Ой, смотрите!

Катер приближался к Южному мысу, где стоял массивный, желтый в тумане, маяк, простиравший свои лучи до самого горизонта. Джуди, повернувшись к верхней палубе, молча наблюдала, как в тишине танцуют Питер и Сэнди. Бет не отрывала восторженных глаз от маяка, как будто много лет не была на море.

— Джек, я должна тебе кое-что показать.

— Сейчас?

— Нет, потом.

Теперь, когда они стояли на борту, все языки казались одинаково бесценными, и Джек (а в его лице — весь мир) не мог позволить ни одному из них исчезнуть — ни языку прикосновений, который объединял его и Бет, ни еретической скорописи Фрэнка и Джуди, ни завиткам и петлям, затаившимся у него под курткой. Ощутив внезапный прилив решимости спасти все это, Джек, когда катер, миновав буруны, обогнул маяк и снова начал приближаться к городу, сказал себе: «Я — их последняя надежда».

Самое лучшее в работе переводчика и в изучении новых языков — своеобразная текстура, которая охватывает повседневные вещи. Перед вами не просто стул. Есть «стул» по-французски и «стул» по-русски — и у каждого из этих слов свои значения и коннотации, они по-разному звучат. Это придает предметам новые измерения и нюансы; любовь не просто любовь, а слова, ее обозначающие.

Если слово забыто, вещь исчезает. Гора, океан, ветер, город приходят в забвение, если их имена утрачены. Мир сокращается, когда теряет способность читать древние тексты — индийские, меройские или ронгоронго. С каждым утраченным языком он уменьшается, даже теперь — особенно теперь.

Их первая ночь, часы, потраченные на раздевание. Джек называл каждый предмет одежды на всех языках, которые только были ему известны. Рубашка, юбка, футболка, носок. Когда они разделись, он назвал все части тела — живот, грудь, сосок, шея. Под конец он начал запинаться, и они принялись изобретать собственные слова, которые поначалу звучали глупо, но затем показались вполне правдоподобными. В этой игре Бет оказалась изобретательнее Джека — она находила удивительно изысканные слова, которые он теперь никак не мог припомнить, для самых интимных частей тела.