Джон Карр: Ньюгейтская невеста

Посвящается Клэрис [1] [1]Клэрис М. Карр – жена Джона Диксона Карра.

Лучше всего об этом много лет назад сказал Р. Л. С. [2] [2]Роберт Луис Стивенсон (1850-1894). Имеется в виду его эссе «Нравственная сторона литературной профессии», где последний абзац начинается фразой: «Итак, вот дело, которое стоит делать, и при этом стоит делать по возможности хорошо». :

Если это дело стоило делать и если вышло по возможности хорошо, если с этих несовершенных страниц возносится хотя бы легкое пламя вдохновения, это во многом твоя заслуга.

Повешение Дика Даруэнта было назначено на завтра у Двери Должников Ньюгейтской тюрьмы [3] [3] Ньюгейтская тюрьма – лондонская тюрьма, снесенная в 1902 г. .

Ночью не должно было раздаваться никаких зловещих звуков – даже ударов колокола церкви Гроба Господня [4] [4] Церковь Гроба Господня – церковь XII в., чей колокол звонил в день казни в Ньюгейте. . И лишь на рассвете зрители услышали бы цоканье копыт по булыжникам мостовой и скрип колес, когда лошади вывозили бы виселицу из главных ворот. Виселица высотой в дюжину футов была тяжелой и такой широкой, что на ее помосте могли бы танцевать десять пар.

Боковины виселицы, обшитые досками, как козлы для кучера, от помоста до колес, были выкрашены в черный цвет. По указанию палача Джона Лэнгли виселицу надлежало установить у Двери Должников.

Толпа начала собираться возле тюрьмы уже вечером накануне казни.

– Черт! – хрипло выругался надзиратель, дежуривший в сторожке над главными воротами. – Уже собирается толпа!

Высунувшись из окна, он посмотрел вниз и налево на темную улицу Олд-Бейли [5] [5] Олд-Бейли – улица в лондонском Сити, где ранее находилась Ньюгейтская тюрьма, а ныне на ее месте расположено здание Центрального уголовного суда, обычно именуемого Олд-Бейли… .

Второй надзиратель подошел к окну; он занимал эту должность меньше месяца, но длинный красный плащ был почти таким же грязным, как у его многоопытного товарища. Отблески пламени единственной свечи, горевшей на столе в комнате с побеленными стенами, играли на спинах двоих мужчин, выглядывающих наружу.

– Беспорядков быть не должно, – возразил второй надзиратель.

– Это почему?

– Люди любят Дика.

Первый надзиратель, по кличке Красноносый, наклонился из окна и любовно похлопал каменный фасад Ньюгейта.

– Холлоуэя и Хэггерти [6] [6] Джон Xоллоуэй и Оуэн Хэггерти были приговорены к повешению за убийство, совершенное с особой жестокостью. Они твердили о своей невиновности даже на казни 22 февраля 1807 г. Во время действа правосудия произошли массовые беспорядки. тоже любили, – донесся снаружи его хриплый голос, – когда Бранскилл вздернул их в 1807 году.

– Ну и что?

– Двадцать восемь человек из тех, кто пришел поглазеть на казнь, задавили насмерть возле эшафота. Не говоря уже о раненых. И это истинная правда.

Второй надзиратель, высокий тощий парень по имени Джейми, втянул голову в плечи и отошел от окна. Он не сомневался, что это истинная правда.

– И никаких беспорядков не было, – продолжал Красноносый. – Во всяком случае, того, что мы называем беспорядками. Все обычно начинается, когда приговоренного выводят из Двери Должников и толпа орет: «Шапки долой!»

– Почему? – допытывался Джейми.

Красноносый задумался, продолжая похлопывать по фасаду тюрьмы.

– Прежде всего, потому, что большинство зрителей пьяны. На рассвете они начинают свистеть, кричать и петь. Иногда собака схватит кого-то за лодыжку, или женщину придавят так сильно, что она завопит во все горло. Ну а потом… – Красноносый описал руками круг за окном. В его хриплом голосе послышалась усмешка. – Но интереснее всего, когда палач тоже пьян, хотя толпе это не нравится.

– Мне бы тоже не понравилось, – заявил Джейми.

Красноносый медленно повернулся. На фоне окна вырисовывалась его мясистая физиономия с синеватыми прожилками, тянущимися от носа.

– Ну и простофиля! – хмыкнул он. – Помню, я видел старину Бранскилла, до того как Лэнгли занял его место. Бедняга так накачался бренди с водой, что пытался накинуть петлю на шею священника вместо осужденного. И это истинная правда!

Обоим было не по себе, и оба это знали. Но даже не заикнулись о том страшном ощущении, что прочно засело в голове, подобно сгустку страха. Причем страх этот не имел ничего общего с предстоящей казнью.