— Взятие под стражу в целях защиты. Только до окончания кризиса. Для охраны от маньяка.
— Несправедливо таким способом вознаграждать за попытку спасти ваш город.
— Мадемуазель, когда все будет кончено, я буду лично ходатайствовать о награждении вас медалью за ваши старания. До тех же пор вы будете задержаны за многочисленные правонарушения, не последнее из которых по серьезности — побег из-под ареста.
Я с надеждой взираю на Жюля. Он ничего не говорит мне, а разговаривает с Пастером. Тот кивает в знак согласия. В этот момент в комнату врывается запыхавшийся полицейский, прямиком направляется к префекту и что-то шепчет ему на ухо. Префект поворачивается к нам.
— Анонимный источник сообщил нам, что человек, подозреваемый как анархист и доктор, скрывается в доме, находящемся в квартале, где произошла последняя вспышка заболевания. Мои люди уже окружают это место. Ввиду важности этой операции я должен присутствовать там. И я обязан пригласить доктора Пастера и Рота, на случай если понадобится их совет относительно какой-либо субстанции. И конечно, господина Верна — на случай если понадобится совет, как действовать против этого безумца.
Я громким голосом заявляю:
— Вы намеренно пренебрегаете мной, единственным человеком, который сталкивался с убийцей.
Префект полиции поворачивается ко мне спиной и направляется к двери. Тогда я выпаливаю:
— Это уловка.
Все смотрят на меня, словно я лишилась рассудка, но я знаю, что права.
— Мадемуазель, вы говорите чепуху.
— Ничего подобного. Вы, господа, кажется, забыли, что я охотилась за этим человеком последние два года, в то время как вы стали иметь отношение к этому делу всего несколько часов назад. Это маневр, рассчитанный на то, чтобы отвлечь ваше внимание, а потом открыть ящик Пандоры.
Префект в замешательстве.
— Мадемуазель, мы высоко ценим ваш вклад, но это вне вашей компетенции. Вы никак не можете доказать, что это ловушка.
— Нет, могу. Когда я обнаружила его, на острове Блэкуэлл сгорела хижина, а вместе с ней — улики его преступлений. Он сделал из этого выводы. Годом позже инспектор Скотленд-Ярда получил анонимное донесение, что в одном из трущобных районов, в многоквартирном доме некий врач устроил подпольную лабораторию. Не успели мы прибыть туда, как в доме произошел взрыв и начался пожар. Снова полиция объявила, что все улики сгорели, как и сам доктор. Теперь ваша полиция получает сведения из анонимного источника, что он в здании. Вы полагаете, это просто совпадение. Он собирается устроить взрыв. Вы будете думать, что он погиб, но он ускользнет и потом будет и дальше творить свои злодеяния.
В комнате наступает тишина. По выражению их лиц я вижу, что они склонны пренебречь логикой и фактами.
— Мадемуазель, вы, видимо, очень переутомились, — говорит доктор Рот. — Вам нужно отдохнуть.
Я хочу возразить, но он поднимает руку и обращается к Жюлю:
— Вы не согласны со мной, мсье Верн?
Все смотрят на него.
— Да, она перенесла большой стресс…
— В самом деле, доктор Рот прав. Мы потеряли много драгоценного времени. — Префект откашливается. — Мадемуазель, вы можете оставаться здесь, где вам обеспечат максимум безопасности.
Я жду, когда откроется дверь, и наношу завершающий удар.
— Господин префект, а вы можете в лицо узнать этого безумца?
Все останавливаются у двери, и между префектом и его подчиненными происходит тайное скоротечное совещание. Когда оно заканчивается, префект полиции расплывается в улыбке — настолько искренней, насколько способен политик.
— Мадемуазель, Франция снова нуждается в вас.
Я улыбаюсь и беру протянутую мне руку.
Париж заподозрил что-то неладное.
Как ни старается полиция скрыть свое присутствие, ей это не удается. Один бармен с Бауэри говорил мне, что может по запаху определить полицейского, потому что все нью-йоркские копы пользуются одинаковым дешевым одеколоном, который бесплатно поставляет фирма, занимающаяся пошивом формы для полиции.
Когда мы едем по улицам в трех экипажах — черных, без каких-либо опознавательных знаков, — люди смотрят на нас с подозрением. Даже переодетые в штатское полицейские, управляющие нашими упряжками, всем своим обликом выдают жандармов: у них короткие стрижки, аккуратные усы, острый взгляд, прямые спины и официальный вид; одеты они в недорогие немодные костюмы. Единственные, кого мы дурачим, — это мы сами.
В нашем экипаже, помимо Жюля и меня, двое полицейских. Они приглядывают не за Жюлем. Статус военнопленного меня не устраивает, потому что сражения выигрываю я, и никто другой. Без моей решимости Париж уже был бы городом-призраком. Молчание между Жюлем и мной действует на меня, и в конце концов я не в силах выносить его.
Читать дальше