Николь Апсон - Печаль на двоих

— У вас, Люси, таких дней должно быть как можно больше, — мягко сказала Селия. — Жизнь очень коротка. Попытайтесь каждый день все меньше и меньше думать о прошлом. Вам станет легче, поверьте мне.

Люси посмотрела на нее с благодарностью.

— А теперь почему бы вам не спуститься вниз и не принести в гостиную какао, и мы с вами тоже выпьем по чашечке и решим, что именно сказать полиции. Но прежде чем вы поговорите с ними, нам нужно кое о чем побеседовать.

Люси тут же помрачнела.

— Не волнуйтесь: я о вас позабочусь. Идите не мешкая, а то миссис Лоуренс и вас, и меня поджарит на углях, но возвращайтесь как можно скорее. Боюсь, что лифт снова сломан, так что идите по главной лестнице. Не ходите по черной, а то, пока пройдете по всем этим коридорам, какао остынет.

Люси улыбнулась и направилась к двери, а Селия, проводив ее взглядом, с тяжестью на сердце подняла телефонную трубку.

Пенроуз терял всякое терпение с Марией Бейкер — сидевшая напротив него женщина настаивала, чтобы он именно так ее называл. Теперь, вдали от дома, в комнате для допросов, она, как и большинство в подобной ситуации, выглядела весьма неуверенно, но, попав в полицию, сразу же заявила, что ее зовут Мария Бейкер, и отказалась о чем-либо говорить. Единственное, что утвердило Пенроуза в мысли, что он на правильном пути, было мелькнувшее в ее взгляде удивление, когда инспектор впервые упомянул имена Сэч и Эдвардс.

— Миссис Бейкер, у нас есть возможности выяснить ваше настоящее имя и имя вашего мужа, но на это могут уйти дни, а то и недели. Вынудив нас заняться этим делом, вместо того чтобы помочь, вы дадите возможность убийце вашей дочери выиграть время. Неужели вы действительно этого хотите?

Но ответа по-прежнему не последовало. Она уставилась на разделявший их стол с таким видом, будто не слышала ни единого сказанного им слова.

Пенроуз бросил взгляд на Фоллоуфилда и решил, что пора менять тактику. До сих пор он намеренно избегал упоминания хоть каких-то подробностей смерти Марджори: если она убила свою дочь, то рано или поздно себя выдаст, и ему не хотелось выкладывать перед ней все, что ему известно; если же Бейкер не имела к убийству никакого отношения, то эти подробности были не для ушей матери. Но пока он ничего не добился ни призывами к здравому смыслу, ни твердостью, и, судя по всему, единственным средством воздействия оставалось потрясение.

— Марджори убили, затолкав ей в рот стекло, которым она подавилась — резко проговорил Пенроуз. — Убийца одурманил ее каким-то веществом и, когда она уже не могла сопротивляться, принялся издеваться над ней самым страшным образом. Пока Марджори еще была в сознании, убийца взял иглу длиной четыре дюйма и сшил ей вместе губы, чтобы стекло и рвота пошли ей прямо в легкие. — Женщина зажала руками уши, но Пенроуз продолжал не останавливаясь. Он делал это с отвращением, но, добившись от нее наконец какой-то реакции, был полон решимости воспользоваться достигнутым преимуществом. — Игла рвала Марджори кожу и уродовала губы. Она испытывала такую боль, какую даже трудно себе вообразить. Но убийце этого показалось недостаточно, и он заставил Марджори во время ее мучений смотреть на себя в зеркало. Смерть вашей дочери была медленной, страшной и унизительной, и тот, кто убил Марджори, должен за это ответить. — В своем рассказе Пенроуз раз за разом повторял имя Марджори, чтобы пробиться сквозь невероятную отчужденность, с которой Мария Бейкер держалась с той самой минуты, как узнала о смерти дочери, и, похоже, ему это удалось. Она заплакала, чем Пенроуз не преминул воспользоваться. — Я думаю, что ваш муж рассказал Марджори о своем прошлом либо специально, либо будучи пьяным. И еще я думаю: вы узнали, что тайна вышла наружу, и ужаснулись тому, что позор, от которого вы столько лет скрывались, мог вас вот-вот снова настигнуть.

— Нет, Марджори ничего об этом не знала! — гневно воскликнула она. — Если бы знала, то ни за что не стала бы молчать.

— Но в этом-то вся и беда, верно, миссис Бейкер? Марджори надо было заставить молчать, и вы постарались, чтобы так оно и случилось. А когда туда заявился ваш муж, у вас появилась отличная возможность заткнуть рот им обоим.

— Нет! — заорала она, вскочив с места и со всего маху стукнув рукой по столу. — Я вовсе не это имела в виду. Марджори не знала, кто мы такие.

— Могу я счесть ваши слова за позволение называть вас теперь «миссис Сэч»?

— Называйте меня как, черт подери, вздумается! Но я не убивала свою дочь.