Николь Апсон - Печаль на двоих

Люси допила чашку чая, которую мусолила уже больше часа, и принялась сражаться с болью, что охватывала ее всякий раз, когда она начинала думать о неделях, предшествовавших родам. Даже сейчас, восемь месяцев спустя, эти воспоминания всплывали в памяти ярко и беспощадно. В последний месяц перед родами беременных женщин переводили в больничное крыло, но когда наступил ее черед, там не нашлось свободных коек, и Люси оставили в камере, где она день за днем и ночь за ночью, лишенная помощи, в ужасе думала о том, что роды могут начаться, когда вокруг не окажется никого.

Но вот роды благополучно прошли, и ей позволили провести с дочкой двадцать минут. Все эти минуты Люси старательно пыталась запомнить младенческие черты, страстно желая, чтобы окружающие перестали болтать и дали ей возможность впитать в себя как можно больше от этой частички ее существа, которую вот-вот отберут, и сердилась за то, что они крали у нее драгоценные минуты. Ее чувства оказались настолько непривычными, что она никак не могла понять, что с ними делать. Одно запомнилось особенно остро: руки у нее были холодные как лед, и Люси отчаянно пыталась их согреть — ей страшно не хотелось, чтобы это холодное прикосновение осталось у дочери единственным о ней воспоминанием.

Вдруг она услышала, как отворилась дверь, и поняла: пришли за ее ребенком. Люси попыталась сделать вид, будто не понимает, что происходит, отодвинулась на дальний край постели, прижала к себе девочку и повернулась к стене, прикрывая ее своим телом. Но это не помогло. Когда дочь уносили, Люси по какой-то нелепой причине выдавила притворную улыбку, словно ожидая, что этот миг навсегда запечатлится в памяти девочки, точно так же как запечатлелся в ее собственной. Но не успела за младенцем закрыться дверь, как Люси разразилась страшным немым воплем. И вопль этот так никогда и не стих.

Женщина с коляской поднялась, чтобы уйти, и Люси последовала за ней на улицу. Она шла в нескольких шагах позади нее, а когда на Оксфорд-стрит появились яркие рождественские витрины и женщина остановилась перед одной из них, Люси решила не упускать свой шанс. Пока женщина разглядывала витрину, она подошла к коляске, наклонилась и осторожно отвернула одеяльца, чтобы лучше разглядеть младенца. Но Люси недооценила бдительности матери — оторопело уставившись на нее, женщина схватила коляску и поспешила прочь. А Люси, вдруг сообразив, как все это выглядело со стороны, и не в силах никому объяснить, что она всего лишь ищет своего ребенка, кинулась в гущу толпы на Оксфорд-серкус.

Люси проскользнула в «Клуб Каудрей» через вход с Генриетта-плейс в надежде проникнуть в кухню до того, как обнаружат ее опоздание.

— Люси, пожалуйста, задержитесь на минуту. — Селия Бэннерман стояла на резном овальном балконе, примыкавшем к площадке мезонина и обращенном лицом к вестибюлю. — Я хотела бы поговорить с вами до того, как вы начнете работать.

Селия долго, упорно думала о том, что делать, когда Люси вернется вечером на работу, и решила: прежде чем девушка встретится с полицией, ее надо мягко предупредить. У Селии не было сомнений, что воровство в клубе дело рук Люси, и ее за это придется наказать, но она вовсе не хотела раздувать скандал. Девушка была чрезвычайно ранимой и в спокойные времена, а уж на что она решится, услышав о смерти Марджори от полицейского — чужого, равнодушного человека, — предсказать невозможно. Вытряхивать грязное белье на людях Селия была не намерена — под угрозой окажется репутация клуба.

Сквозь широкие прорези в балконе она вгляделась во встревоженное лицо Люси и сразу оборвала ее извинения по поводу опоздания.

— Не волнуйтесь об этом. Поднимитесь ко мне на минуту — ваша вечерняя работа может подождать. Я предупредила миссис Лоуренс, что вы мне сейчас ненадолго понадобитесь.

Мрачность Люси сменилась подозрительностью, и Селия Бэннерман подумала: какое же она обычно производит впечатление на работниц, если они так отзываются даже на проявление доброты? Селия провела девушку по задней лестнице в свою комнату на третьем этаже и предложила сесть. Та осторожно присела на краешек кушетки, и Селия при виде ее робости с трудом сдержала раздражение.

— Люси, мне надо задать вам несколько вопросов. Очень важно, чтобы вы со мной были откровенны, а я обещаю заботиться о вас и впредь.

Люси кивнула.

— Сегодня после полудня сюда приходила полиция и расспрашивала о пропавших недавно в клубе вещах, в частности о серебряной рамке леди Уэстон. Вам что-нибудь об этом известно?