— Перебирайся ко мне на дачу, Андрея не будет долго, — то ли предложила, то ли приказала.
— Как долго не будет Андрея? — спросила Таня.
— Понятия не имею.
Почему Рощины распоряжаются ею? Почему указывают, где жить и что делать? Ну, беременна она от Андрея, ну и что? Разве это повод для бесцеремонности, возмутилась Таня, однако, стала собирать вещи.
— И правильно девочка, молчи, не спрашивай ничего, — оборвала Валентина невысказанные возражения
Все следующие дни Рощина старательно избегала встреч, уезжала с дачи рано, возвращалась поздно. Когда терпеть неопределенность и сдерживать раздражение стало невозможно, Татьяна в шесть утра явилась на кухню, где и застала Валентину с чашкой кофе в руках.
— Еще немного и никто не возьмется делать мне аборт, — объявила вместо приветствия.
— Извини, я спешу… — Валентина смущенно отвела взгляд. Затем взяла из вазы яблоко, покрутила в руках, с сомнением покачала головой, вернула на место. — Тебе не о чем беспокоиться. Все в порядке.
— Но… — начала Таня.
— Больше я ничего скажу. Пока.
— Что значит, пока?
— То и значит. Пока не появится Андрей, пока вы не выясните отношений окончательно и бесповоротно, ни о каком аборте не может идти речь.
— Когда мы виделись в последний раз, он не хотел ребенка.
— С тех пор много воды утекло.
— Возможно, у вас что-то изменилось. У меня все по-прежнему.
— Давай не будем торопиться. Брат скоро вернется.
— Но время не терпит.
— Времени более чем достаточно. У нас в запасе почти неделя. И не думай гадости об Андрее. Он занят очень важным делом, которое касается вас обоих.
— Когда он вернется? — в вопросе прозвучало столько нетерпения, что Таня смутилась.
— Соскучилась? — понимающе улыбнулась Валентина Петровна.
— Нет, — не хотелось признавать очевидное.
— Да, — сделали это за нее.
Таня терялась в догадках, что произошло? Куда подевался Рощин? После позднего разговора с Валей он вернулся сам не свой, бледный в синеву, с дрожащими пальцами. С порога уронил: «Я уезжаю. Тебя оставляю на Валю…» Кажется, хотел что-то добавить, но будто подавился словами, смешался, опустил глаза в пол.
— Андрей, — если бы за несколько минут до того не позвонила Валина дочка, не передала приветы от детей, если бы Никитка не выхватил трубку и, захлебываясь от восторга, не вывалил последние новости, Таня бы решила — случилось что-то страшное.
— Где ты взялась на мою голову? — пробормотал невнятно Рощин. Интонации Таня не поняла. То ли ненависть, то ли крайний восторг. — Танюшка… — Андрей шагнул к ней, взял в ладони лицо, заглянул в глаза. Зрачки его метались, будто искали тропинку к ее мыслям.
— Танюшечка… — Губы дрогнули, слова, превозмогая запреты, рванулись наружу. Но нет, Андрей не решился, не продолжил. Молча притянул к себе, обнял крепко, прижал голову к плечу. И засуетился, заспешил, роняя маловразумительные фразы, схватил сумку, бросился к двери. Не успела Таня, не рискнула рта раскрыть, как услышала со двора урчание двигателя и шуршание шин.
Рощин умчался в ночь, оставив ее в неизвестности и растерянности. Что случилось, мучилась Таня от любопытства. Любопытства не более. Валентина могла не успокаивать ее. Все будет хорошо — Таня это знала. Странный оптимизм ни чем не объяснялся. Разве что глупостью и недальновидностью. Таня сердилась на себя, пыталась хоть в малой степени оправдать собственную бездеятельность. Надо найти Андрея, надо заставить его принять решение, надо переговорить с Валентиной…. тысячи «надо» разбивались вдребезги об радужное безмятежное «успею».
И все же…
— Еще немного и никто не возьмется делать мне аборт, — началось выяснение отношений. И закончилось: — ну, скучаю по Андрею, ну и что? — Признаться, КАК она скучает, Таня не могла даже себе. Мысли, чувства, желания, словно обезумев, томили душу, рвали, бедную, на части. Изодранная в клочья, она взмывала в блаженное поднебесье, парила в грезах. Стоило подумать, стоило произнести, волшебное слово «Андрей», и взрывная волна нежности укрывала тело, мутила сознание, пеленала сердце жарким душным безумием. Глаза закрывались сами собой, руки, повторяя движения Андрея, шарили по груди и бедрам, внутри, внизу живота, растеклось что-то невнятное жадное требующее.
Господи… Таня за уши вытягивала себя из сладкого омута и снова тонула в нем. Господи… не было спасения от мечты. Хищница, химера, волшебница перекрашивала привычное безучастие в яркие тона надежды.
Читать дальше