Сергей ГОРОДНИКОВ - Алмаз Чингиз-хана

Он опять вздохнул. Из дома на веранду легко вышла юная красавица в ярком восточном платье, поставила на ковер между мужчинами блюдо с вяленым виноградом, стрельнула на гостя веселыми чёрными глазами. Пазухин чуть смутился.

— Эмир подарил, — зачем-то объяснил он её присутствие в доме. Затем внезапно стал очень серьезным, деловитым.

— Эмир рад получить в подарок от царя пушки, что ты привез.

— В Хиве едва не отняли.

Мещерин оторвал взгляд от лица девушки, сделал глоток чая и поперхнулся. Девушка тихо засмеялась, прикрыла рот ладонью и вильнула телом, гибким, как у танцовщицы.

— Вражда, — хмурясь, согласился Пазухин. — Эмир придет смотреть их после полудня. Так прикажи зарядить.

Мещерин глянул в спину упорхнувшей в дом красавице.

— Прикажу, — сказал он с небрежным кивком головы.

Купец, хозяин лавки холодного оружия, отобрал длинную саблю, протянул ее Борису, который застыл возле прилавка.

— Лучшую даю.

Борис взял ее неохотно, с выражением лица вынужденного это сделать человека, мало внимания обращая на Мещерина, подьячего и вождя кочевого племени. Он стоял без цепей на ногах, что вызывало беспокойство вождя.

— Нельзя ему давать оружие, — опять сказал вождь, неодобрительно покачивая головой на короткой шее.

Его не слушали, направились к условному кругу в открытом месте площади возле минарета. Там поджидали стрельцы, с десяток наёмных воинов эмира, которым было нечем заняться. Солнце почти съело косые тени, подступил жаркий полдень. Оживленная толчея утреннего базара сменялась затишьем, торговля становилась вялой, скучной, и не одних только зевак привлекла к условному кругу надежда на возбуждающее кровь зрелище.

— Лучшую саблю дал, — объяснил торговец оружием другому купцу, что подошел смотреть на происходящее. — Подведет, доверие к моему товару испортит.

Купец зацокал языком, выказывая живое сочувствие таким сомнениям торговца оружием.

— Зато и покажет себя, к моей лавке привлечет много покупателей, — старался успокоить себя оружейный торговец. — Дракон у него на груди. Дракона разрешают накалывать только очень сильным воинам.

— Любое разрешение можно и купить, — мягко возразил купец. — Нам ли этого не знать?

Торговец оружием не мог не согласиться с этим замечанием и смолк. Он уже раскаивался, что положился на хвастливый рассказ вождя кочевников о своём пленнике, надеясь, что противником у него окажется малоопытный воин. Мещерин кликнул желающего и указал только на одного из тех, кто отозвался на приглашение стать противником Бориса. В круг вошел свирепый и дикий видом горский наёмник эмира, резко вырвал саблю, которая радостно взвизгнула сталью, будто сама вылетела из ножен, чтобы засверкать обнажённым лезвием. Торговец оружием совсем расстроился — горца укрывала кольчуга, на груди блистало начищенное бронзовое зерцало, руки по локоть скрывали медные наручи. Чем мог ответить ему Борис, в своих рваных штанах, с одной лишь саблей наголо?

— Защищайся! — выкрикнул подьячий, невольно начиная волноваться за Бориса.

Тот не шелохнулся, уставился отрешенным взором на лезвие сабли. Рукоять держа в одной руке, конец острия в пальцах другой, он казался сливающимся с клинком в неразрывное целое. Горец остановился, не зная, что делать. Мещерин подбросил вверх серебряную монету и, прежде чем поймал её в ладонь, солнце ярко блеснуло горцу отражением от её лицевой стороны. Наёмник больше не колебался, сделал выпад, намереваясь концом сабли просто выбить из рук оружие неподвижного противника. Ему и зрителям показалось, он промахнулся. Только торговец оружием издал невнятное восклицание и стал успокаиваться. Однажды он уже видел подобное в далёком Китае.

Раздосадованный горец совершил выпад более нацеленный и сильный, на этот раз намереваясь слегка кольнуть противника, словно барана, под нижнее ребро. И опять ему не удалось выполнить своё намерение. Борис очнулся и вдруг, в мгновение ока с разворота на шаге отбил ступнёй его руку с саблей; еще мгновение, и острие клинка смертоносным жалом метнулось к горлу наёмника, застыв на нем. Гул одобрения нестройно вырвался у наблюдающих за ними зрителей, он становился громче по мере того, как до некоторых доходило, что произошло. С базара и рынка рабов заспешили те, кто расслышал этот гул; подходили и подбегали любопытные из других мест.

В Мещерине пробудилась натура человека азартного, — увлекаясь переживанием за Бориса, он неосознанно потирал ладони. Опозоренный перед толпой горец озлобился, скрипнул зубами и стал хищно осторожен и коварен. Однако его противник без труда отбил еще одно нападение, и вновь острие сабли Бориса уткнулось в горло нападающего горца, остановив его злобное движение вперёд после того, как порезало кожу. Наёмник зарычал, оскалился крепкими, похожими на клыки зубами.