Александр Арсаньев: Казна Наполеона

— Носите его, не снимая, — сказала Мира.

Я послушался ее и надел амулет на цепочку.

Эту ночь я спал как убитый. Однако утреннюю поездку пришлось ненадолго отложить, в связи с тем, что ни свет, ни заря в моем доме появился Медведев. О нем доложил мне мой камердинер. Я нскоро облачился в халат и спустился в гостиную.

— Что-то стряслось? — поинтересовался я на ходу.

— Вы оказались правы, — выдохнул Лаврентий Филиппович.

— Что с Нелли? — встревожился я.

— К счастью, обошлось без жертв, — сказал он в ответ.

— Ее пытались убить?

— Так точно!

— Радевич?

Лаврентий Филиппович замотал головой и сказал:

— Какой-то бродяга.

— Что еще за бродяга?

— Имени своего не называет, — ответил Медведев и уточнил:

— Мерзавец забрался в спальню Орловой через окно.

— И где он сейчас находится? — осведомился я, томимый предчувствием удачи, которая, грезилось мне, наконец обернулась ко мне лицом.

— В управе, — ответил надзиратель. — Если хотите пообщаться, милости просим. Эта скотина ранила одного из моих людей!

— Пообщаемся пренеприменно! — заверил я его. — Только позвольте переодеться!

— Поторопитесь, — настоятельно попросил Лаврентий Филиппович.

Я себя долго ждать не заставил и через полчаса, в сопровожденнии Медведева и Кинрю, мчался в управу в казенном экипаже.

На месте разбойника первым признал Кинрю:

— Да это же барский кучер! Он вас, Яков Андреевич, едва не зашиб в Полторацком переулке, когда вы подхватили свою простуду. Я же говорил, что запомню его в лицо! — глаза японца зажглись азартом. — Он мне еще по дороге в имение встретился. Помните, я вам об этом докладывал?

Я согласно кивнул.

— Ну, здравствуй, Евсей! — поприветствовал я его. От звука своего имени он вздрогнул, будто его кнутом ударили. Тогда я понял, что у Елены Николаевны Орловой прекрасная память на имена.

— Здорово, барин! — ответил он. — Чего тебе надо-то? — поинтересовался Евсей не особенно любезно.

— Узнать, где прячется господин Радевич.

— Эко загнул, — присвистнул кучер. — С чего это ты взял, что я тебе своего барина задешево продам?

— А я тебе, Евсей, и не говорил, что задешево.

Кучер немного оживился, прикусил губу и сказал, посмеиваясь:

— Покупаешь — платишь, а продашь — заплачешь!

— Да не бойся ты, слез лить не будешь, — заверил я.

В конечном итоге мы условились с ним, что он проводит нас в охотничий домик, за что я обещал ему временную свободу и свое заступничество на суде после того, как он поможет нам отыскать сокровища, запрятанные Радевичем. По его словам, Родион Михайлович тоже собирался в свое поместье, однако места, где барин скрывался в Петербурге, так и не назвал. Евсей мне не особенно верил, но положение у него было безвыходное.

Сложнее всего было уломать Медведева отпустить лиходея на свободу. Он ему никак своего человека простить не мог, но все-таки поддался на мои уговоры после того, как я пообещал ему существенное денежное вознаграждение.

В этот же день мы выехали в Оршу, и все было бы прекрасно, если бы Евсея не угораздило сбежать от нас по дороге. Это случилось как раз на постоялом дворе, когда Кинрю пошел договариваться с хозяином, а я остался с Евсеем наедине. Толкнув меня в больное плечо, извозчик выскочил из экипажа. Я было бросился за ним следом, но мне преградила дорогу какая-то тяжело груженая телега, и кучер затерялся в толпе. Я стыдился Кинрю, который, однако, сказал, что невелика потеря. Говоря откровенно, слова его меня мало утешили, но делать было нечего, и я смирился с тем, что произошло.

Наконец мы приехали в Студенку, и надо было решать, что делать дальше. В том, что Демьян в имение нас не пустит, сомнений не оставалось. А вот Родион Радевич вполне мог находиться в усадьбе, и это меня нервировало. Быть от него буквально в каком-то десятке саженей и ничего не предпринимать!

Какой-то мальчишка помог нам отыскать сельского старосту, к которому я и обратился за помощью, представив ему бумагу от оберкоменданта, к которому я все-таки заехал в Борисове и лично засвидетельствовал свое почтение.

Староста долго рассматривал бумагу, чесал в затылке и, наконец, порекомендовал одного из крестьян в качестве проводника.

— Ивашка, — велел он пареньку лет пятнадцати. — Сбегай-ка к Поликарпу и кликни его сюда!

Поликарп оказался здоровущим мужиком с окладистой бородой, одет он был в длинный темно-коричневоый кафтан. Я показал ему империал, золотую монету достоинством в десять рублей. И за такую щедрую плату он согласился провести нас к охотничьему домику в лесу.