Александр Арсаньев - Иерусалимский ковчег

В этот же день я в сопровождении Кинрю выехал в Санкт-Петербург. Однако у нас возникли непредвиденные сложности на московской заставе. В этом особом помещении для полицейской и таможенной службы въезжающим и выезжающим полагалось зарегистрироваться, пошлину заплатить, подорожный налог, ну и прочие мероприятия в этом же роде уладить. Вот тут-то и оказалось, что Яков Андреевич Кольцов разыскивается московской полицией по подозрению в убийстве.

Мало того, что я с жертвой после крупного выигрыша конфиденцировал в коридоре, так меня, как оказалось, еще и заметила-таки хозяйка его квартиры, подойдя не вовремя к окну полюбоваться рассветом.

Вот и пришлось уговаривать полицейского, высокого хрупкого юношу в мундире, который ему совершенно не шел, отправить письмо с запросом к московскому обер-полицмейстеру генерал-майору Шульгину, так как иногда по роду своей деятельности мне доводилось с ним встречаться. Я считал, что только он может разрешить все возникшие в этом деле недоразумения.

В итоге письмо было отправлено с эстафетой, а нам с Кинрю оставалось ждать. Ответ пришел только через два дня, однако с положительным результатом. Юноша в шинели смог нас со спокойной совестью отпустить на все четыре стороны. Хотя я и заметил, что он был разочарован. Судя по всему, это было его первое дело, которое он намеревался в три дня блестяще раскрыть.

До северной столицы нам удалось добраться без происшествий. На некоторое время убийца по какой-то причине решил-таки оставить меня в покое. Мне не терпелось вернуться в родные стены, несмотря на то, что я толком так ничего и не выяснил, если не считать одной особенной приметы преступника да женского имени.

Однако уже то, что Мира не гуляла по парку, показалось мне подозрительным. Пасмурная погода только усиливала это впечатление.

— Кинрю, тебе не кажется странным, что Мира не вышла нас встречать, как обычно? — встревожился я.

— Но мы же не предупредили ее о своем приезде, — резонно заметил он.

— Да, но… — я замялся с ответом. — Она же…

Индианка, наделенная особым даром предвидения, всегда чувствовала, когда я возвращался. Теперь я не сомневался, что что-то произошло. Что-то такое, что заставило ее не выйти из дома, что-то серьезное и, скорее всего, печальное.

Однако я не высказал свои опасения вслух.

— Скорее всего, ты прав, Кинрю, — проговорил я как можно спокойнее, стараясь взять себя в руки.

Колонный портик особняка казался сегодня мне мрачным видением, восставшим из кровавых времен античного Рима.

Мы молча переступили порог, Кинрю шел позади меня и нес чемоданы. Никто из прислуги не появился в опустевшей прихожей.

— Да что же такое происходит?! — воскликнул я. Все мои старания успокоиться сошли на нет. Мне снова стало муторно на душе.

— Мира! — позвал Кинрю.

Я прислушался, ожидая ответа, но никто не отозвался.

— Мира! — повторил я вслед за японцем. Наконец-то со стороны людской послышались легкие шаги. Я узнал Мирину походку, и мне стало легче на сердце.

— Яков Андреевич! — индианка бросилась мне навстречу.

— Мира, милая, что случилось?

Она прижалась к моей груди и прошептала:

— Беда!

— Какая? — спросил я, похолодев. Неужели предатель и до родного гнезда добрался?

— Катюша! — Мира заплакала. — По-моему, она при смерти.

— Глупая, — попытался я улыбнуться. — Ну с чего ты это взяла? — Однако я был уверен, что индианка права, и Черный человек добрался-таки до своей новой жертвы.

Мира, словно облаком, была окутана шелковым белым сари. В руках она держала древнюю книгу. Это были четыре тома Вед — гимнов, жертв и магических заклинаний, сложившихся в Индии в первом тысячелетии до нашей эры.

— Это не беременность, — горько сказала Мира. — Я пробовала молиться, — индианка кивнула на фолиант у себя в руках. — Но ничего не помогает. Катя обречена, — промолвила она еле слышно.

— Нижи-митама, — проговорил Кинрю. Я сначала не понял, что он хотел сказать, но догадался чуть позже. Белый цвет в синтоистской школе символизировал скорое продвижение вперед. И Мира, сама того не осознавая, почувствовала, что гибель девушки знаменует собой новый этап в этой некрасивой истории.

— Где она? — осведомился я у Саши, которая незаметно вошла в прихожую.

— В спальне, на втором этаже, — ответила горничная. — Ей выделили отдельную комнату, — всхлипывая проговорила она.

— Я хочу с ней поговорить, — обратился я к Мире. — Очень тебя прошу, проводи меня к ней как можно скорее.