Александр Арсаньев - Иерусалимский ковчег

Обыскав комод и книжные полки я покинул кабинет и вернулся в гостиную, где орудовал Виктор. Однако таким делом мой друг занимался впервые и с непривычки робел. Это новое занятие казалось ему не особо пристойным. В этот момент он как раз корпел над огромным настенным медальоном, из которого выглядывала лохматая голова медвежьего чучела. Заречный снял голову со стены и собрался приступить к осмотру ее внутреннего содержания.

— Как успехи? — осведомился я.

Виктор оторвался от своего увлекательного занятия и повернулся лицом в мою сторону.

— Никак, — пробормотал он, нахмурившись. — Сыщик из меня никудышный. Да еще бы знать, что мы ищем!

— Увы, — я развел руками. Заречный и не представлял, в каком затруднительном положении я находился. Мы вместе продолжили осмотр медальона, но так ничего и не нашли.

Из спальни возвратился Кинрю, потирая запотевшие руки.

— Симпатичненький будуарчик, — изрек он, состроив уморительную гримасу.

— Что-нибудь нашел? — поинтересовался я.

— Совершенно ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к нашему делу, — ответил он. — Не обессудьте, Яков Андреевич!

Итак, я должен был констатировать, что взломанная дверь вовсе и не скрывала за собой никакого света.

Мы более или менее привели все в порядок, водворив потревоженные вещи на их места, загасили все свечи и направились к выходу. Но удача подстерегала нас, кто бы мог подумать, на лестнице.

Я услышал какой-то шум и сделал знак своим товарищам затаиться у двери. Кто-то поднимался к черному ходу. Поначалу нас это сильно встревожило, все-таки, как ни крути, неприятно быть застигнутым кем-то на месте преступления, особенно когда тебя в любой момент могут заподозрить в убийстве.

Человек приближался, сердце у меня в груди забилось сильнее. Кинрю весь обратился в натянутую струну. Японец мог всего одним точным движением руки заставить любого человека на несколько минут потерять сознание. Интуитивно я почувствовал, что он именно это и собирается сделать.

Человек приближался, и я уже ощущал его дыхание. У меня возникла шальная мысль: а вдруг это он — убийца, клятвопреступник?! Через несколько мгновений мне суждено было убедиться, что я ошибся.

Человек даже не успел понять, что с ним происходит, как его накрыла какая-то шустрая тень, и он отключился, в один миг оказавшись на холодных ступенях. Но холода он так и не ощутил! Кинрю затащил незваного гостя за дверь.

— Посветите, — попросил он меня, и я направил луч света от фонаря в лицо незнакомцу.

— Не может быть! — изумился я.

Этот человек волею судьбы оказался мне известен. Я видел перед собою петербургского шулера Станислава Ксешинского, собственною персоной, с которым мне неоднократно доводилось встречаться. Мне и в голову не могло прийти, что он мог быть сообщником покойного ныне Воротникова. А если это и в самом деле так, то он вполне мог оказаться посвященным в его дела. Вот это удача так удача!

— Вы его узнали, Яков Андреевич? — догадался Кинрю. — Что это за тип? — осведомился он.

— Яков, кто бы мог подумать, с людьми какого сорта ты водишь знакомства?! — изумлялся Заречный, поправляя мундир.

— Да, — я не стал отрицать. — С этим человеком мне в недавнем прошлом приходилось встречаться. — Это карточный шулер.

— Как, опять?! — воскликнул Заречный. — Мне это уже начинает надоедать!

— Не удивительно, что в квартире мерзавца мы встречаем ему подобного, — рассудительно заметил Кинрю, пожимая плечами.

Заречный был вынужден молча с ним согласиться.

— Его зовут Станислав Ксешинский. Надеюсь, что он сможет пролить свет на некоторые интересующие меня вопросы, — добавил я.

Человек понемногу начинал приходить в себя. Его ресницы дрогнули, щеки порозовели. Потом он издал едва различимый для слуха стон и, наконец, приоткрыл глаза.

— Что происходит? — спросил Ксешинский, едва приходя в себя. — Матвей! — позвал он тоненьким голосом и сделал попытку встать.

— Да нет здесь никакого Матвея! — воскликнул я.

— Кольцов? — изумился шулер и стал кулаками тереть глаза, словно не веря в мое существование.

— Как видишь, — ответил я.

— Как? — Станислав присел на полу и во все стороны закрутил большой головою. Цилиндр с нее свалился на узорчатые плиты паркета. — Что с Матвеем? — забеспокоился он.

— А я и не знал, что вы с ним не разлей вода! Меньше хлопот бы было! — воскликнул я. — А что это ты за своего дружка так встревожился? Или он в опасности?