Сюзанна ГРЕГОРИ - Чума на оба ваши дома

– Давай, живо, – сказал он не допускающим возражения тоном. – И проследи, чтобы ворота можно было запереть, как только все студенты окажутся внутри.

Повторять не пришлось; Генри был не дурак и знал, когда спорить глупо. Он зашагал по переулку, его товарищи тянулись за ним. Бартоломью заметил, что группка из четверых школяров, среди которых был и Элиас Оливер, замешкалась, и теперь их толкают и задирают те, кто оказался в передних рядах надвигающейся толпы. Дюжий малый в кузнечном фартуке дал Элиасу сильного тычка, от которого тот едва не растянулся на земле. Студент вскинул кулаки, лицо его исказилось, как маска гнева. Один из спутников потащил его вперед: Бартоломью молча делал им знаки не отвечать.

Первый из четверки бросился бежать. Он добрался до ворот, и те, кто уже был в безопасности, втащили его внутрь. Бартоломью заметил, что Генри почти закрыл крепкие дубовые створки, оставив лишь щелку, чтобы впустить отставших, прежде чем захлопнуть ворота перед носом толпы.

Элиас поравнялся с Бартоломью, когда кузнец вытащил из фартука грозного вида нож и яростно взмахнул им. Бартоломью выдернул Элиаса из-под удара смертоносного лезвия и, отбросив показное спокойствие, заорал оставшимся трем студентам, чтобы бежали что есть духу. Белые как мел, они повиновались, но лишь чуть-чуть опережали толпу, хлынувшую за ними. На последнем дыхании троица, замыкаемая Бартоломью, юркнула в приоткрытые ворота, которые тут же захлопнули. Тяжелые засовы запирали, когда в них уже ломилась толпа.

Бартоломью услышал крики и ругань и понял, что задние напирают на передних. Какой-то студент рухнул наземь: из-за высоких стен продолжали лететь камни. Из зала, окруженный профессорами и гостями, выскочил Уилсон – посмотреть, что за шум, – и остановился как вкопанный перед булыжниками, градом сыпавшимися из-за стен.

– Достойное завершение прискорбного дня.

Бартоломью обернулся и увидел Жиля Абиньи – тот помогал удерживать ворота под напором налегавших снаружи. Створки сотряс особенно сильный удар, и Жиль поморщился. Оставив свое место, которое тут же заняли студенты, высыпавшие из дортуаров на шум – большинство из них уже успели переодеться к обеду в самые чистые свои плащи, – он кивком указал Бартоломью на дверь, где можно было поговорить без чужих ушей. Лицо его было необычайно серьезно.

– Нам следует более тщательно отбирать учеников, Мэтт. Младшенький Оливер готов был захлопнуть ворота, не дожидаясь тебя, и сделал бы это, если б я не оказался рядом.

Бартоломью не поверил своим ушам.

– Ты, должно быть, ошибаешься, он…

– Это не ошибка, Мэтт. Я слышал, как он говорил этому твоему прыщавому студенту – ну, из Фен-Диттона… [10] Фен-Диттон – деревушка неподалеку от Кембриджа. ну, который вечно простужен…

– Фрэнсису Элтему?

– Ему самому. Я слышал, как он подбивал Элтема захлопнуть ворота у тебя перед носом. Я позаботился о том, чтобы створки остались открытыми, но Оливер был в ярости. Только погляди на него.

Бартоломью без труда различил в гуще студентов братьев Оливеров – они были на голову выше остальных. Теперь, когда непосредственная опасность миновала, школяры воспрянули духом и выкрикивали колкости в адрес горожан. Генри Оливер не присоединился к ним. Он метался в ярости, лицо его искажал гнев. Бартоломью видел, как он замахнулся кулаком и Элтем шарахнулся от него. Словно почувствовав на себе взгляды, младший Оливер медленно повернул голову и уставился на смотрящих. От злобы, которой был исполнен его взгляд, по спине Бартоломью побежали мурашки. Внезапно Оливер развернулся и зашагал к себе в комнату.

– Чем это ты заслужил такое? – поинтересовался Абиньи, которому стало не по себе от столь неприкрытой ненависти.

– Тем, что не дал ему устроить побоище, я полагаю, – отозвался Бартоломью. – Я и не представлял, что ему так по душе затевать беспорядки.

Крики за воротами стали громче, затем стихли. Бартоломью услышал цокот конских копыт и понял, что это подъехал шериф со своим отрядом и начал разгонять толпу. Колотить в ворота колледжа перестали. Слышались лишь голоса людей шерифа, которые приказывали горожанам расходиться по домам или отправляться ночевать в замок, да стоны тех, кого придавили к воротам.

– Эй, в Майкл-хаузе!

Бартоломью узнал голос шерифа и пошел открывать ворота.

Шерифу уже не раз приходилось поднимать гарнизон на разгон стычек между университетом и горожанами, и это порядком ему надоело. Поскольку избавиться от горожан вряд ли представлялось возможным, его нередко охватывало желание избавиться от университета вместе со всеми его склоками и враждующими группировками. Студенты из Норфолка, Суффолка и Хантингдоншира враждовали со школярами из Йоркшира и с севера, и все вместе – со студентами из Уэльса и Ирландии. Преподаватели и студенты, которые были священниками или монахами, вечно вздорили с теми, которые не были священниками или монахами. Как-то раз даже произошла ссора между религиозными орденами – многочисленными францисканцами, доминиканцами, августинцами и кармелитами, которые жили подаянием, в отличие от богатых бенедиктинцев, и августинскими канониками, ведавшими больницей Святого Иоанна.