Дэвид Лисс - Компания дьявола

— Мир во власти людей, которых интересуют только приобретения и прибыли, должен быть воистину ужасен. Компании интересует лишь одно — сколько денег они смогут заработать. Правительство, по крайней мере, заботится о всеобщем благополучии, включая бедных и несчастных, а также рабочих, чей труд надо развивать, а не эксплуатировать.

— Вам ли рассуждать о рабочих, сэр, — вступил в разговор Форестер. — Вы владеете огромным поместьем, где основной доход вам приносит выращивание овец. А не стремитесь ли вы сократить импорт тканей ради собственной выгоды, ради ваших инвестиций в торговлю шерсти, а не ради блага рабочих?

— Это правда, я живу на доходы от шерсти, но отнюдь не вижу, почему меня должны порицать за это. Мои земли приносят мне богатство, спору нет. Но они также дают работу и средства к существованию тем, кто живет на моих землях, тем, кто обрабатывает шерсть, которую мы производим, тем, кто продает наши продукты. Товары, произведенные на внутреннем рынке, приносят пользу многим. Импортные товары приносят пользу избранным и удовлетворяют вкусы модников, но не способствуют общему благу.

— Богатство нации — вот общее благо, сэр, единственное общее благо. Когда купцы и промышленники богаты, это благословение распространяется на всех жителей страны. Вот в чем заключается правда, сэр. Она проста.

— Боюсь, нам придется ходить по кругу до скончания века, — сказал Форестер, — но вряд ли нам удастся убедить нашего друга. Не лучше ли смириться с тем, что у него своя точка зрения, а у нас своя, и жить, сознавая это.

— Да, да. Очень дипломатично, мистер Форестер, но дипломатия никуда нас не приведет. Более того, считаю, она признак слабости. Хотя верю, что у вас благие намерения. Дух дружбы и все такое.

— Вы правы. А теперь, если позволите, джентльмены, боюсь, я должен сегодня откланяться пораньше. — Форестер поднялся со своего кресла.

— У вас есть более важные дела, сэр? — спросил Эллершо, и хотя голос его был не таким сердитым, как слова, сомневаться не приходилось: он говорил со злобой притаившегося хищника.

— Нет-нет. Не в этом дело. Жена сказала, что неважно себя чувствует, и я решил, что будет лучше, если мы уйдем пораньше.

— Что значит — неважно себя чувствует? Вы намекаете на мое угощение?

— Вовсе нет, поверьте. Мы в восторге от вашей гостеприимности. Жена недавно перенесла острый катар, и боюсь, он снова возвращается.

— Неудивительно в ее возрасте. Надо жениться на молодых, а не на старых — вот что я бы вам посоветовал, Форестер, если бы вы спросили. Знаю, это ваш отец велел вам жениться на этой развалине из-за денег, но для вас было бы гораздо лучше, если бы вы ослушались его скверного совета.

Заметив, что Форестер онемел от возмущения, Турмонд вызвался остудить пыл Эллершо:

— Разница в возрасте не имеет значения, если супруги подходят друг другу.

Форестер ничего не сказал, но по его лицу было понятно, что в его случае супруги друг другу никак не подходят.

Эллершо не обращал на все это никакого внимания.

— Сядьте, Форестер. Нам надо еще многое обсудить.

— Я бы предпочел удалиться, — сказал тот.

— А я говорю, сядьте. — Он повернулся к Турмонду. — Знаете ли, парень метит на мое место в Крейвен-Хаусе. Должен бы научиться понимать, когда нужно остаться, а когда можно уйти.

Турмонду не могло понравиться, что атмосфера накаляется. Он тоже встал.

— Вероятно, мне тоже пора.

— Что это? Мятеж? Свистать всех наверх! — вскричал Эллершо.

— Уже поздно, а я старый человек, — сказал Турмонд. — Дадим хозяину покой.

— Мне не нужен покой. Вы оба, сядьте. Я буду вас развлекать.

— Вы слишком добры, — сказал Турмонд с натянутой улыбкой. Было видно, что он сыт по горло обществом Эллершо. — Боюсь, у меня был длинный день.

— Вероятно, я не ясно выразился, — сказал Эллершо. — Я настаиваю, чтобы вы остались. Мы еще не закончили дело.

Турмонд, который теперь стоял у кресла, повернулся и внимательно посмотрел на хозяина:

— Простите, сэр.

— Вы не можете уйти. Как вы думаете, зачем я пригласил на ужин этого борца-еврея? Из-за его красноречия и высокой образованности? Не будьте тупицей. Мистер Уивер, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы мистер Турмонд вернулся на свое место.

— Я протестую, мистер Эллершо, — сказал Форестер. — Думаю, так нельзя.

Эллершо стукнул ладонью по столу.

— Никто не спрашивает, — прорычал он, — что вы думаете. — И вдруг его ярость улеглась, словно свечу задули. Он сказал спокойно: — Вы многое должны узнать, и я с удовольствием все расскажу. Турмонд, обещаю, это останется между нами, и прошу вас, сядьте.