Дэвид Лисс - Компания дьявола

Форестер тотчас сделался пунцовым от досады, но хранил молчание.

— Как отметил мистер Форестер, — сказал Турмонд, — американский хлопок ткут все с большим мастерством, и чем дальше, тем больше он схож с индийскими тканями. Этот образец, возможно, не обманет такого знатока, как вы, но обычную даму, желающую пошить новое платье, запросто. Даже если это не так, постоянно появляются новые изобретения, и в скором времени индийскую ткань нельзя будет отличить от американской. Наши отечественные ткани становятся все легче и все больше походят на индийские. А шерсть и хлопок можно отлично сочетать при соответствующем умении. Ошибка мистера Форестера вполне объяснима. В любом случае дни индийского импорта сочтены.

— Я с вами не соглашусь. Может, мистер Форестер и не способен отличить американский хлопок от собственного дерьма, но любую модницу или модника в Британии обмануть будет не так-то легко.

— Как я уже сказал, может быть, пока еще нельзя, но вскоре будет можно.

— И какой же стимул будет для этих изобретений? — сердито спросил Эллершо. — Если не станет индийских тканей, у текстильщиков не будет стимула повышать качество своих изделий, поскольку рынок будет принадлежать им. Знаете ли, одна конкуренция заставляет их двигаться вперед.

— Но они не могут конкурировать с индийскими рабочими, мужчинами и женщинами, которые живут как рабы, получая в лучшем случае несколько пенни в день. Даже если бы мы могли производить здесь ткани, которые нельзя отличить от индийских, они стоили бы намного дороже, так как мы должны платить нашим рабочим больше.

— Рабочие должны научиться довольствоваться меньшим, — предложил Форестер.

— Полно, мистер Форестер, как не стыдно. Люди должны есть, спать и во что-то одеваться. Мы не можем требовать, чтобы они довольствовались меньшим только потому, что моголы в Индии могут требовать этого от своего народа. Именно по этой причине нам и необходим этот закон. Разве не должно правительство вмешиваться и решать подобные задачи?

— Нет, не должно, — возразил Эллершо. — Я всю жизнь занимался торговлей индийскими тканями и хорошо уяснил, что правительство не способно решить наши проблемы. Я бы даже сказал, сэр, что правительство и представляет собой проблему. Общество, в котором существует свободная торговля, в котором предпринимателя не облагают непосильными налогами и не вставляют ему палки в колеса, и есть единственное по-настоящему свободное общество.

— О какой свободе вы говорите? — сердито спросил Турмонд. — Мне известны ваши свободы, сэр. Известно, что Ост-Индская компания держит работные дома. Вы подстраиваете так, что ткачей шелка арестовывают и отправляют в работный дом, где они трудятся, не получая вознаграждения. Пользуясь своим влиянием, вы поощряете развитие ткацких трудколоний за пределами столицы, и ткачам там платят гораздо меньше.

— И что из этого? — резко спросил Эллершо.

— Думаете, мир не видит ваших махинаций? Я даже слышал, что среди ткачей шелка есть агенты компании. Те самые люди, которым бедные рабочие доверяют в поисках лучшей доли, часто служат не им, а их угнетателям. Вы замышляете понизить заработок ткачей с тем, чтобы шелкоткачество не могло обеспечить пропитания. Вижу, вы ведете к тому, чтобы шелк было невозможно достать, и люди снова потребовали бы индийских тканей.

Я вспомнил, как один из парней Диваута Хейла был схвачен констеблем и брошен в работный дом. Теперь оказывалось, что он попал в ловушку, поставленную Ост-Индской компанией с целью уничтожить конкуренцию. И какая же участь ждала Хейла и его ткачей? Они были обычными людьми, которым надо жить, есть и кормить свои семьи. Компания существует сто лет и просуществует еще сто. Противостоять ей — все равно что смертным сражаться с богами.

Турмонд, который выпил к тому времени изрядно вина, продолжал спорить с Эллершо.

— Вы делаете что хотите, причиняете вред кому хотите и продолжаете называть себя достойной компанией? По правде говоря, лучше назовите себя компанией дьявола. Вы сковываете кандалами и уничтожаете любое творческое начало, хотите заполучить всю торговлю себе, и при этом говорите о свободе. Какая же это свобода?

— Единственно возможная, сэр. Республика коммерции, которая охватывает весь земной шар, где можно покупать и продавать без всяких тарифов и пошлин. Такова естественная эволюция вещей, и я буду бороться, чтобы этот идеал восторжествовал.

Турмонд чуть не поперхнулся вином от возмущения.