Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

Соколов насмешливо сказал:

— Передовую методику по системе Лебедева и Вейнгарта я знаю. И даже Достоевского читал. А ты, Мартынов, сейчас рассуждал как Порфирий Петрович: «Посади я преступника слишком рано, то, пожалуй, определенное положение дам, уйдет он от меня в свою скорлупу. А оставь я такого господина на свободе, сам мне такую улику приготовит, что на дважды два — четыре походить станет».

— Разве это не верно?

— Верно, но лишь в принципе. Это в математике все делается по застывшим правилам, а сыск — дело тонкое, вдохновенное. Тут надо быть и Пушкиным и Толстым одновременно. Ведь эта парочка могла и день, и два любовью утешаться и не иметь контактов с внешним миром. В это время их товарищи, которые нам неизвестны, много страшных дел натворили бы. Скажем, тебя, Александр Павлович, гордость России, похитить, а потом, как прокурора — ссыпать в урну.

Мартынова, видать, от таких предположений передернуло:

— Тьфу, что вы, полковник, говорите — слушать тошно!

Соколов невозмутимо закончил мысль:

— Тем более что у нас, по известным тебе причинам, каждый час дорог.

Мартынов вздохнул, примиряюще проворчал:

— Если бы дом был оцеплен, так никто и не ушел бы.

Соколов парировал:

— Если бы иногда мудрое начальство по своей наивности не отпускало преступников, то и не было бы нужды гоняться за ними по два раза. И заметь, с риском для собственной жизни.

— Кто сбежал, приметы, а лучше фамилия известны?

— Запиши: Елизавета Блюм, старая знакомая Гарнич-Гарницкого. Та самая, что в Монте-Карло дарила свои ласки этому сластолюбцу.

Мартынов завидовал успеху Соколова у женщин. Он с иронией вставил:

— Как вам, полковник, госпожа фон Лауниц?

— У меня по службе, а не ради удовольствия.

— Приметы этой Елизаветы имеются?

— Со слов Гарнич-Гарницкого, девица интеллигентного вида, лет девятнадцати-двадцати, роста приблизительно два аршина шесть вершков, восточный тип, глаза серо-зеленые, брови густые, темные, дугообразные, кожа матовая, рот средний, губы пухлые, волосы густые, темно-русые, чуть вьющиеся по вискам, шея высокая, фигура стройная, голос приятно-низкий. Все! Я больше ничего не знаю.

— Не очень много!

— Обратись к Гарнич-Гарницкому, он тебе опишет малейшие подробности ее прелестей. Прикажи, Александр Павлович, чтобы на всякий случай заглянули в адресную книгу, да и по агентурным связям проверили. Елизавету необходимо проследить, установить связи. Адью! Иду Семена-Мишку допрашивать.

Подумал: «Если я память ему не отшиб!»

У Мишки с памятью оказалось все в порядке. В отличие от челюсти, которой еле двигал.

Мишка усиленно растирал себе ушибленную шею. Он вовсе не был похож на того нагловато-отчаянного типа, которого впервые сыщик увидал в поезде. Теперь преступник был испуган и угнетен.

Соколов успокоил:

— Из-за шеи не беспокойся. Здоровая она или прыщ на ней, все равно в петле ей висеть.

Мишка побледнел:

— Чего, в какой петле?

— Веревочной, мылом промазанной. Чтоб скользила лучше. Заодно можешь и гигиену соблюсти — казенным мылом шею намылить. Ну и палач за ноги дернет — все быстрей дух твой поганый отлетит.

Мишка был окончательно раздавлен. Он загундосил:

— А чего я сделал? И вообще не желаю с вами, сатрапами, разговаривать. Слова из меня не выжмете. Из пушки в потолок пальнул? Так я думал, что на меня грабители налетели. За это меня судить не будут. Долой самодержавие! А вы пошли все на…

Соколов с сожалением покачал головой:

— Все ты, Мишка Маслобоев, врешь. Ты очень глупый и самоуверенный тип. По законам Российской империи ты — соучастник террористических действий, повлекших человеческие жертвы. Ты, Мишка, думаешь, что тебя ждет суд присяжных? Сидят толстые, вкусно пообедавшие осетриной ряхи, слушают какого-нибудь знаменитого краснобая-адвоката. Твоя разбойная большевистская партия отвалит адвокату кучу денег, и он будет заливаться соловьем: «Ах, досточтимые присяжные! Посмотрите на этого несчастного, на его прекрасное благородное лицо! Разве такие честные глаза бывают у террористов? Нет, не бывают. И перед вами не злодей, а жертва социальных пороков нашего больного общества, пленник возвышенных идей, борец за светлые идеалы во имя человечества! Не судить, боготворить надо этого святого!» И эти купцы, Учителя гимнастики и землемеры расчувствуются и освободят не только тебя — хоть самого заклятого врага человечества. Помнишь, как это было с негодяйкой Засулич, стрелявшей в семьдесят восьмом году в петербургского градоначальника, боевого генерала Трепова? Нет, дурья твоя башка! Ты предстанешь перед судом закрытым, военным. И я самолично обещаю приговор — лишение всех прав состояния и смертную казнь через повешение. А слово свое — русского офицера и дворянина, я всегда держу!