Дарья Плещеева - Число Приапа

Кнаге уже давно не писал, а только слушал. Он знал, что Клара-Иоганна неспроста отправилась в усадьбу. Ее замысел был настолько прост, что Кнаге удивился – как сразу не догадался? Ей нужно было уничтожить фон Нейланда – ведь барон, вернувшись однажды и узнав, что Мария-Сусанна не получила письма, пойдет откапывать клад – а найдет только рыхлую землю. И она заставила фон Альшванга рассказать про охотничий домик – Кнаге даже представил себе, как это произошло: она, кокетничая и жеманничая с Аксельродом, вспоминала, как ездила с покойным мужем на охоту и дразнила баронова племянника, пока он не заговорил про дядюшкины охотничьи угодья…

– Пиши! – приказала госпожа фон Нейланд. Но ему было не до пера с бумагой.

Он вспомнил Марию-Сусанну.

Все перевернулось в голове! Вдруг стало ясно, что он любит эту гордую девушку так, как вовеки не полюбил бы Клару-Иоганну. И теперь, если фон Нейланд погибнет, она останется нищей. У нее только картина – а письма с ключом она не получит никогда!

А кто в этом виноват?

Кнаге выбежал из старухиной спальни.

Нужно было спасти те обрывки, которые Клара-Иоганна бросила в яму. Нужно было достать их, сложить, склеить, спрятать! И сделать так, чтобы они попали в руки к девушке. Остальное не имело значения.

Место на обочине тропинки он нашел сразу. Копал руками, просеивал в пальцах землю, каждый клочок обдувал и чуть ли не целовал. Наконец удалось собрать письмо – недоставало только одного уголка, где не было слов.

У Кнаге были с собой свернутые в трубочку пейзажи. Чтобы не растерять клочки, он распустил узел и вложил их между холстами. Потом он пошел к мельнице.

Мельничиха уже была там – врачевала мужа и парней. Вокруг суетились дети, прибегали и убегали.

– Лучшее средство – паутина, – сказала она. – Наши женщины всегда, если мужчин выпорют, по всем углам ищут паутину, чтобы приложить. Хорошо плохим хозяйкам – у них этого лекарства вдоволь… Бренцис, живо в старую клеть! Там, под стрехой, еще не смотрели!

Кнаге попросил у нее кусок хлеба и забрался в сарай. Он чувствовал себя как растение, выдернутое из земли и засыхающее. Именно сейчас он обнаружил у себя совесть. И эта совесть грызла его так, как никогда в жизни, – должно быть, решила взять свое за многие годы бестолковой жизни.

Было стыдно перед фон Нейландом-живым, а еще стыднее – перед фон Нейландом-мертвым.

Было стыдно перед Марией-Сусанной.

И перед самим собой тоже – надо ж было уродится таким дураком…

Кнаге словно вывалился из кошмарного сна, в котором чуть не женился на ведьме-людоедке, в светлое и радостное утро. Вспоминать сон не хотелось – его следовало оставить за спиной и идти дальше – идти туда, где можно будет исправить свою ошибку. Авось Господь и смилуется. Авось даст хоть издали посмотреть на строгую и гордую девушку…

Кнаге поплелся обратно в усадьбу, чтобы написать письмо под старухину диктовку. Как быть с жалобой на покойника дальше – он не знал. Если герцог Якоб со всей семьей в шведском плену, то вряд ли он принимает послания от подданных.

Вдруг живописца осенило – нужно приложить жалобу к письму фон Нейланда, адресованному Марии-Сусанне. Мысль была безумной – вдруг герцог как-то освободится, вернется, начнет судить, карать и миловать? Наследник Шнепельна и прочего имущества барона – фон Альшванг, его наследница, очевидно, сестра, Анна-Маргарита фон Боссе, но если его сочтут виновником дядиной смерти – может ли он наследовать владения своей жертвы и передать их сестре?

Конечно, у фон Нейланда был шанс уцелеть. Он знал окрестные леса, он мог уйти тайными тропами; в конце концов, он мог сдаться в плен, попасть в заточение, выжить. И тогда он должен был узнать правду!

Кнаге весь вечер просидел у старухиной постели, записывая проклятия. Вонь в спальне он терпел более мужественно, чем даже сам от себя ожидал; совесть язвительно шептала – так тебе и надо. В конце концов госпожа фон Нейланд стала заговариваться. Кнаге в панике побежал за мельничихой.

Переночевал он в сарае.

К полудню следующего дня на мельницу пришел крестьянин с соседнего хутора, принес плохую новость: шведы нашли охотничий домик фон Нейланда, окружили его, затеяли перестрелку, барон погиб, но и враги его не уцелели – парни заманили их в болото. Свидетельницами боя стали женщины с детьми, собиравшие в лесу грибы, они отсиделись в овраге, а потом своими глазами видели тело барона на носилках. Ян хотел привезти своего господина в Шнепельн и похоронить на родовом кладбище.