Дарья Плещеева - Число Приапа

– Я поняла, – сказала Тоня.

– Идем, деточка, не будем мешать, – сказал антиквар, вешая сумку на плечо. – Все складывается прекрасно, мы поснимаем водопад с берега, а не с моста, как тупые туристы.

Но добраться до водопада оказалось не так просто – выйдя на Лиепайскую улицу и взяв курс на Венту, антиквар с экспертом набрели на магазин «Далдерис», который привел Хинценберга в полный восторг.

– Тут есть все! – восклицал он. – Когда начнется Всемирный потоп, нужно не забыть погрузить этот магазин на ковчег. Помнишь, деточка, раньше были галантерейные магазины? Ох, не помнишь… Ах, Боженька, подтяжки! Восемь моделей! Шерсть, спицы… резиновые сапоги… бюстгальтеры… платочки… велосипедный насос! И все – вместе! Какое счастье!

Тоня насилу увела его, обремененного мелкими покупками в четырех мешочках, из «Далдериса». Антиквар от души развлекался.

– Деточка, ты будешь хорошей женой, потому что не любишь зря тратить деньги. Но неужели тебе никогда не хотелось накупить лент, кружев, всяких тесемочек просто потому, что они такие очаровательные? Нельзя же так жить!

– Давайте занесем все это в гостиницу, – предложила Тоня. – Я думаю, при съемках водопада кипятильник нам точно не понадобится.

Она надеялась, что на берегу, пока Хинценберг будет искать красивые ракурсы, сможет позвонить Саше и извиниться за свое нехорошее поведение. Но телефона в сумке не оказалось. Видимо, он остался в гостинице.

Тоня занервничала, сказала антиквару, что только сбегает до гостиницы и обратно, благо в Кулдиге все под боком. Антиквар пообещал, что вот-вот кончит съемку и сам пойдет с деточкой в гостиницу. Это «вот-вот» затянулось на час.

– А не пойти ли нам к «Янову дому»? – вдруг предложил он, увидев, что Тоня сильно волнуется.

– Зачем, господин Хинценберг?

– Как это – зачем? Там же появится этот Гунча! Никогда не видел, как арестовывают убийцу! Не хочешь, деточка? Ну, тогда ты иди в гостиницу, а я – к «Янову дому»…

– Господин Хинценберг!

– Что, деточка?

Тоня выразительно вздохнула. Ей стало ясно, что антиквара нельзя оставлять одного – он ведь наверняка побежит «снимать кино» и будет путаться в ногах у полицейских.

– А что, если попробовать с того берега? – предложила она.

Самый широкий в Европе водопад был отснят со всех берегов Венты, и издали, и чуть ли не под струями летящей воды. Потом Хинценберг проголодался – как он объяснил, от свежего воздуха, – и предложил пообедать в «Яновом доме», где при гостинице обязательно имелся ресторанчик.

Тоня чувствовала себя человеком, который вывел на прогулку шимпанзе. Есть шанс, что обезьяна будет вести себя прилично, но очень маленький.

Таким она своего босса еще не видела.

– А почему это Сергей не звонит? – вдруг заволновался антиквар. – Они упустили Гунчу! Где мой телефон? Деточка, я забыл его в гостинице. Идем в гостиницу.

В номере оказалось, что телефон Хинценберга лежит в ванной комнате, а Тониного нигде не было.

– Можно, я позвоню с вашего? – попросила Тоня.

– Ради бога!

Тоня стала вспоминать Сашин номер – и не могла вспомнить. Когда два года звонишь человеку, тыкая в кнопку скорого вызова, эти цифры совсем вылетают из головы.

Потом нашелся Полищук.

– Ребята вышли на Эйнара, – сказал он. – Есть шанс, что через час его привезут. У него трогательная фамилия – Сиполиньш.

– Он действительно похож на проросшую луковицу, – ответил Хинценберг. – У него не овал лица, а круг лица и хохолок сверху.

– Никуда не уходите, вы – свидетели, – приказал Полищук. – И спать пока не ложитесь. В любую минуту мы можем вас вызвать.

Через три часа он позвонил и попросил прийти.

Эйнар Сиполиньш должен был появиться в небольшом тренажерном зальчике при сауне «Янова дома». Он приходил туда раза два в неделю – видимо, именно поэтому в «Янов дом» собирался заглянуть его приятель Гунча. В зальчике знали его адрес – не задекларированный, а правильный. Он не пришел, Гунчи тоже не было. Полицейские, съездив домой к Сиполиньшу, привезли грязную куртку, найденную в щели за сараем.

Сразу доказать, что пятна на ней – кровавые, было невозможно. Куртку отправили на экспертизу, предварительно показав Тоне и Хинценбергу. Тоня признала ее с немалым сомнением – у нее в памяти осталось только световое пятно, да и видела она это пятно ночью, в свете фонарей, антиквар – сразу, что и было занесено в протокол.

Их отпустили, но попросили пока не ложиться спать – мало ли что? После полуночи явился усталый Полищук.