Еремей Парнов - Собрание сочинений - В 10 т. Т. 3 - Мальтийский жезл

Теперь, когда было сделано все, что возможно, следовало заняться подбором опергруппы. Люсин никогда не полагался на случайность. Дежурства дежурствами, очередность очередностью, но он предпочитал работать с людьми, хорошо ему знакомыми. Итак, экспертом, конечно, Крелина, а шофером Кушнера либо Самусю. От собаки, к сожалению, толку не будет, потому как всю неделю город и область заливают потоки дождя. Но порядок есть порядок. Что же касается следователя горпрокуратуры, то начальство не выбирают.

Спустившись во внутренний двор, где уже дожидался желто-голубой милицейский микроавтобус, Люсин не без удовольствия обнаружил, что ливень кончился. Вырвавшись на обновленный, провеянный ветрами простор, солнце спешило излить на землю всю свою нерастраченную мощь. Было даже жарковато с непривычки. Сверкали крыши, деревья, чугунные пики оград.

— С погодкой, командир! — поприветствовал Коля Самуся, включив зажигание. — На Синедь?

— Можно и на Синедь, если приготовил снасти и знаешь верное место. Я слышал, там лещ хорошо берет?.. Здравствуйте, товарищи! Люсин, — коротко представился он пожилому лысому человеку в штатском — следователю прокуратуры по особо важным делам.

— Гуров, — ответил тот церемонным кивком, — Борис Платонович.

Ни внешность его, вполне заурядная, ни манера вести себя никак не раскрывали характера. Лишь желчно опущенные уголки губ и привычка время от времени почесывать переносицу свидетельствовали об известном внутреннем напряжении. Очевидно, Гурова угнетали какие-то сугубо личные заботы. Опытный следователь, он бы не стал заранее волноваться из-за дела, обстоятельства которого еще так неясны.

За окружной по обе стороны шоссе замелькали березы и распахнулись зеленые заплаты окутанных легкой дымкой полей. Люсин вытянул ноги и, опустив веки, предался сладостной дреме. Он бы, пожалуй, даже уснул ненадолго, но неожиданный вопрос следователя вырвал его из блаженного забытья.

— Что вы думаете обо всем этом? Странноватое происшествие…

— Там видно будет.

— Вы верите, что действительно произошел взрыв?

— Как я могу верить или не верить? — Люсин неохотно выпрямился. Принимаю за данность, а далее поглядим.

— Одно лишь предположение, что в доме заслуженного человека, вообще в чьем-то частном доме могло случиться нечто подобное, уже бросает, как бы поточнее сказать, некую тень. Вы меня понимаете? Акцентик! Притом весьма неприятный.

— Мы не выбираем происшествий, — не желая особенно вдумываться в смысл сказанного, откликнулся Люсин. — Это они нас выбирают.

— Известный химик, изобретатель — и вдруг такое… Вас это не наводит на определенные мысли?

— Вы же сами видите — химик… Вот если бы он был стоматологом или, допустим, скорняком, тогда бы я, возможно, и удивился.

— Вы не даете себе труда понять меня?

— Просто не вижу причин для особого беспокойства. Оно по меньшей мере преждевременно. Поживем — увидим. Мало ли ахинеи встречается в протоколах.

— Но ведь взрыв!

— Взорваться могла и бутыль с квасом.

— Завидую вашему спокойствию. Вы, по-видимому, очень счастливый и благополучный человек.

— Не жалуюсь, — сонно пробормотал Люсин, вытягиваясь поудобнее.

Забрызганный каплями, упавшими с листьев, милицейский фургон остановился возле наглухо закрытых ворот. Люсин, а за ним и другие попрыгали на землю, разгоняя застоявшуюся кровь. Ботинки сразу же стали мокрыми и заблестели на солнце.

— Лейтенант Мочалин, — козырнул Люсину поджидавший их участковый. — Понятые готовы.

— Ну что? — спросил Владимир Константинович, оглянувшись. — Приступим? — И, поманив за собой проводника с собакой, толкнул калитку. Она оказалась незапертой.

Дуновение тревоги коснулось Люсина, едва он увидел вызывающе белую раму на черной стене. Освещение поминутно менялось. Яростный послеполуденный свет то разгорался, то бледнел, смягченный дымчатым фильтром. Солнце сквозь летучие пряди развеянных облаков, угасая и вспыхивая, играло в осколках, усеявших клумбу. Лишь остроугольные дыры в стекле независимо от освещения кололи глаз беспросветной мглой.

«Черная краска, конечно же, ни при чем, хоть, признаться, и влияет на настроение, — решил Люсин. — Это для Подмосковья не слишком привычный колер, а в Европе, особенно на Севере, многие так красят свои дома».

Мысль отогнать легко, но как избавиться от беспокойного ощущения, что нечто подобное уже разыгрывалось на подмостках жизни и, как ни крути, печальной развязки не избежать? Так бывает во сне, когда страдаешь от того, что тебе уже снилось такое однажды и все предрешено, не соскочить с наезженной колеи. Не сон, к сожалению, а явь назойливо повторялась: уединенная загородная дача, закрытый изнутри кабинет, где велись научные эксперименты, и в итоге — пропавший хозяин. Такое он, Люсин, уже однажды встречал. Правда, стекла тогда остались в целости и сохранности. Не то что здесь…