Игорь Шприц - Каин и Авель

По ту сторону Невы над домами поднялся яркий шар, завис невысоко над крышами и стал меркнуть снаружи, в сердцевине своей оставаясь светящимся. Отсюда он напоминал серый гриб-дождевик (такие собирали у них в деревне; пропущенный грибниками, он созревал и превращался в пустотелый кожаный мешочек, из которого при нажатии выпыхивал бурый дым). Потом донесся глухой звук, будто что-то лопнуло.

— Пожар! — уверенно сказал стоявший рядом бритый мещанин с Выборгской стороны.

— Какой те пожар?.— резонно возразил служивый из инвалидов. — Разорвалось там что-то!

Я такие взрывы в турецкую кампанию часто видывал. Солидная штукенция! На шрапнель похожа, только шрапнель куда жиже будет.

Какое-то туманное соображение заставило Созонова быстро дожевать пирог, запить остатками сбитня и хлестнуть лошаденку, только разговевшуюся сеном. Чем ближе он подъезжал к месту взрыва, тем сильнее росли в его душе подозрения, и к тому моменту, когда он выехал к оцепленному пожарными обозами зданию гостиницы, уже не оставалось никаких сомнений: Алексей взорвался!

Городовые только-только составляли оцепление, командовал ими совершенно пыльный господин с серым лицом. Созонов попытался сунуться ближе, но порядок стал восстанавливаться, и сразу же к нему подскочил бравый усатый человечек:

— Куды прешь, дурень? Что там позабыл? Пшел вон!

— Правдюк! Твою мать! Гони всех в шею! — Грузный большой мужик пробежал мимо, распекая всех и вся, — Нечего! Нечего! Идите спать! Тоже мне, цирк приехал!

Созонов не стал противиться, отошел в сторонку и прислушался. Отовсюду сыпались различные обоснования произошедшему, начиная от кары Божьей за грехи веселых постояльцев гостиницы до японских шпионов, ошибшихся адресом и подорвавших гостиницу, спутав ее с Генеральным штабом вследствие незнания основ русского языка. Но среди всех пустых разговор-цев один сразу сказал Созонову всю правду. Громко шептались две бабушки, по причине расстройства здоровья не спавшие и следившие через окно за улицей перед гостиницей. Такое бдение заменяло им и театр, и газету.

— ...Смотрю я, бежит по улице приличный молодой господинчик, простоволосый, в руке шапка, а за ним один с собакой и два пустопорожние. Вот как они все гуськом вбежали в гоштиницу вовнутрь, так анадысь и жахнуло! У меня все стекла повыбивало, чуть без глазынек не осталась, но Бог миловал. Заткнула раму подушками — и сюда!

— А зачем? — спросил Созонов.

— Что зачем? — удивилась очевидица. — Так сейчас градоначальника ждуть, претензии будет спрашивать. А ежели я без стекол осталась, так и претензию запишут. И помогут вдове. Знаешь, милый, почем нынче стекла-то? Никакой пенсии не хватит стекла вставлять! Динамитчики во всех гоштиницах, почитай, будут бонбы взрывать, а простому человеку отдувайся!

— А что, это динамитчик? — спросил Созонов, и внутри у него все запело.

— Динамитчик! Динамитчик! — заголосила бабушка. — Одних бонбов целый пуд у него было!

— Евграфий Петрович! Потрудитесь очистить площадь от праздношатающихся!

Пыльный распорядитель возник как бы ниоткуда, но несомненно все отчетливо слышал. Слабые сомнения Созонова испарились, и в душе воцарилась полная уверенность в происшедшем: за Покотиловым велась слежка с сыскными собаками, тот стал отстреливаться или просто отбрасываться бомбами, вследствие чего произошел взрыв, уничтоживший весь наличный запас динамита.

Это означало две очевиднейшие вещи. Первая — Созонов становился основным исполнителем в теракте против Плеве, что само по себе стало очень хорошей новостью. Но вторая новость была опасной: охранка может проследить все связи Покотилова и выйти на Савинкова, Дору и Созонова, что означает полный провал. Надо немедленно предупредить всех и избежать ареста. Динамит можно подвезти новый, но людей сразу не найдешь, а в одиночку справиться довольно трудно.

И «Авель», богобоязненно перекрестившись, чем вызвал полное доверие очевидиц, стал разворачивать сани, готовясь покинуть место трагедии, ставшей началом его звездного восхождения на Голгофу. Признав его за своего, бабушки затараторили вслед, выкладывая соблазнительные подробности:

— А еще нашли оторванную собачью голову, так один из погорельцев так убивался, так убивался, болезный! И все голову енту целовал, будто с женой прощался. А второй толстый точно с ума сдвинулся, ходил и все пиво спрашивал. Любые деньги сулил! Да где же тут посреди ночи пива подадут? Так городовые не поленились, сбегали к ресторану, принесли жбан, он весь жбан и выдул! От бонбы с него вся жидкость разом вышла, видать, обмочился с перепугу!