Георгий Метельский - Тайфун над пограничной заставой

— Неужели вы сами не можете решить такой пустяк? — недовольно ответил Бочкарев. — Ладно, иду... Простите, товарищи.

Наташа капризно, недовольно поморщилась.

— Ну и шляпа, очевидно, этот ваш младший лейтенант.

— Не зная человека, не следует обзывать его! — строго заметил старшина.

— Я же сказала «очевидно», — лениво возразила Наташа.

— Минут через пять вернусь, — Бочкарев снял с гвоздика фуражку, — прошу не скучать...

— Вот так он будет уходить, — послышался неестественно равнодушный голос Тони, — днем, среди ночи, зимой, весной, осенью... а я буду оставаться одна. Буду готовить ему обед, ждать его, а он пообещает и не придет. Он будет работать, а я ждать, ждать, ждать...

Она сидела на диване, закрыв глаза, и в такт своим словам покачивалась, то наклоняясь вперед, то откидываясь назад, прислоняясь к высокой спинке дивана. С каждым разом ее движения делались медленнее, все более вялыми.

— Выпила ты лишнего, милая, — сказала Надежда Петровна сочувственно. — Вот и болтаешь лишнее.

...Когда Тоня проснулась, в комнате было пусто, а со стола убрано. Пахло табачным дымом. Перед приоткрытым окном шевелилась занавеска.

«Боже мой, а где же они? — спросила сама себя Тоня. — Неужели я все на свете проспала? И не попрощалась ни с кем... Какой стыд!»...

Уже стемнело; тарахтел движок, гудел океан, накрапывал дождь и порывисто свистел в ветвях ветер.

«В такую погоду пошли! Я ведь их ночевать хотела оставить»... Она заглянула в другую комнату — не спят ли? Посмотрела на вешалку — ни плащей, ни беретов, в которых пришли гости, не было, и, окончательно расстроившись, отправилась на квартиру к старшине.

— Убыли, милая, гости-то, — сказала Надежда Петровна, — с час, наверное, как убыли. Твой провожать пошел...

— А дома кто убрал?

— Да все бабы скопом. Я им, гостям-то, не разрешала, да куда там!

— Ай, как нехорошо получилось!

Тоня бесцельно побродила по заставе, посмотрела, как младший лейтенант проводил наряд на границу и, немного выждав, пошла вслед за нарядом в сторону лагеря геологов — хотела встретить мужа. Пограничники быстро оторвались от нее, растворились в густых сумерках, и Тоня вскоре повернула назад. Воротясь домой, она постелила постель и легла, уткнувшись носом в стенку. Больше всего ей хотелось сейчас ни о чем не думать, заснуть и не видеть снов.

Геологи улетели через неделю. Их вертолет прошел над заставой, даже на минуту завис совсем невысоко, так, что Тоня увидела в иллюминаторах знакомые и незнакомые лица, улыбки, машущие на прощание руки. Потом вертолет косо, бочком, взмыл кверху и быстро скрылся из глаз.

— Ну вот и все... Теперь до весны с материка никого не будет, — сказала Тоня, обращаясь к стоявшему рядом мужу. — Так, Вася?

Он ответил по возможности бодро.

— Что ты! Еще корабль придет, завезет продукты и прочее. Потом среди зимы начальство может нагрянуть. Если кто, к несчастью, заболеет, санитарный пришлют... Так что мы не такие уж и робинзоны!

Бочкарев отвлекся только на минуту, он сразу же ушел в канцелярию, а Тоня осталась на дворе, думая о том, чем бы ей сейчас заняться. По дому уже вроде бы все было переделано — покрашены полы и рамы, переставлена, как ей хотелось, мебель, выстирана залитая вином скатерть и вообще все выстирано и выглажено, пересажены комнатные цветы, чтобы лучше росли. «Что же еще?» — спросила сама себя Тоня и не нашла ответа. Если б она приехала сюда раньше, то могла б поучиться у Надежды Петровны, как заготовлять чавычу и засаливать икру, но к Тониному приезду ход красной рыбы уже окончился, а в кладовой стоял изрядный запас разных рыбных деликатесов, приготовленных для ее Васи все той же Надеждой Петровной.

От нечего делать Тоня пошла в ленинскую комнату, чтобы порыться в небольшом шкафу с книгами. Все стены в ней были увешаны плакатами, портретами, лозунгами так тесно и высоко — до самого потолка, что свободного места уже не оставалось. Это было хозяйство младшего лейтенанта, который очень гордился оформлением комнаты, тем, что оно было сделано по его вкусу и приказу. На черных, глянцево блестевших краской столах вдоль двух стен лежали старые, прошитые шпагатом журналы и газеты. За их сохранностью тоже следил младший лейтенант.

Несколько других столов стояло рядами, как в школьном классе, и за одним из них, когда Тоня вошла, что-то писал рядовой Петр Константинов — высокий, русый парень первого года службы. Лицо его было подвижно, а взгляд умных серых глаз, напротив, ленив, снисходителен; казалось, Константинов смотрит на все сверху вниз, небрежно, рассеянно, словно утверждая, что ничего неизвестного для него на свете нет.