Мэтью Перл - Тень Эдгара По

И вот нечистоплотные виги, штаб-квартира которых находится в притоне рядом с пожарным депо «Огневой дозор» и напротив закусочной «У Райана», заперли беспомощного Эдгара По вместе с прочими своими жертвами — главным образом бродягами (в Америке их называют тунеядцами), а также с приезжими. Этим объясняется, почему в течение нескольких дней никто не видел популярного литератора, которого многие знали в лицо. Возможно, негодяи давали поэту наркотические вещества.

Когда же настал день выборов, По стали таскать по разным избирательным участкам. Всюду его заставляли голосовать за виговских кандидатов, а чтобы фарс выглядел убедительнее, каждый раз его переодевали в другое платье. Вот почему поэт был обнаружен в грязных обносках не по размеру. Правда, ему позволили оставить щегольскую малакку. Эдгар По был так слаб, что даже отъявленные мерзавцы понимали: без трости он просто-напросто не сможет стоять на ногах. Малакка не принадлежала Эдгару По — он поменялся со старым ричмондским другом, оставив ему свою трость. В этой малакке было спрятано смертоносное оружие — клинок; вероятно, По вспомнил, сколько у него врагов в литературном мире и сколько раз в прошлом его вынуждали к поединкам или просто оскорбляли. Впрочем, к тому времени как опасность предстала ему во плоти, По был слишком слаб, чтобы явить клинок — хотя не выпускал трости из рук. Именно так — вцепившимся в трость, прижавшим ее к груди — его и обнаружили.

Виги заманили в свое логово куда меньше жертв, чем хотели, по причине скверной погоды, даже бродяг удерживавшей в убежищах, вдали от оживленных улиц. Интересно, что среди жертв оказался чиновник из Пенсильвании, захваченный по дороге из театра в гостиницу «Барнум»; впрочем, виги дали ему ускользнуть, узнав, какая он важная персона. А Эдгара По использовали снова и снова, гораздо активнее, чем обычно используют подставных лиц, по причине недостатка в таковых. К тому времени, как похитители доставили его на четвертый избирательный участок, в закусочную «У Райана», чтобы он в очередной раз проголосовал, бедный поэт был на грани из-за интоксикации и, главное, масштабов унижения, которому подвергся. Принеся, по настоянию одного из наблюдателей, некоего Генри Рейнольдса, очередную фальшивую присягу, Эдгар По упал. Он стал звать своего друга доктора Снодграсса, который, явившись, даже не скрывал отвращения. Снодграсс, будучи председателем балтиморского общества трезвости, решил, будто По мертвецки пьян. Что было на руку вигам — ведь теперь они с легкостью скрыли свой подлый поступок и бросили в беде своего пленника. Увы, несгибаемый трезвенник Снодграсс оказался не последним, кто сделал эту вопиющую ошибку; скоро весь свет поверил, что благородная смерть Эдгара По явилась результатом «слабости характера».

Но сегодня мы обретем утраченную Истину.

Эдгар По, накачанный наркотическими веществами и на протяжении нескольких суток лишенный сна, был не в состоянии что-либо объяснить; однако в мозгу его, несомненно, оставался уголок, избегнувший отравления. От измученного, разбитого поэта не укрылось осуждение во взгляде того, кого он считал другом; осуждение, более сходное с брезгливой неприязнью. Эдгара По кое-как затолкали в наемный экипаж и отправили в больницу. Доктор Джон Моран и сестры милосердия окружили его заботами, и следующие несколько дней поэт балансировал на грани яви и обморока. Мысли о многочисленных врагах, угрожающих его гению, вероятно, преследовали Эдгара По и в больнице; он смутно помнил попытку спрятаться за вымышленным именем Э.С.Т. Грэй и потому намеренно сообщил доброму доктору лишь минимум сведений о себе и цели своего путешествия. Но разум его ослабел безнадежно. В какой-то миг, вспомнив предательство Снодграсса, Эдгар По крикнул: «Лучшее, что может сделать для меня мой самый дорогой друг, — это выпустить мне мозги посредством пистолета!» Думая о последнем из людей, кто мог заметить ужас его положения и остановить убийц — я имею в виду наблюдателя, Генри Рейнольдса, нарушившего клятву, данную многочисленным избирателям, — думая об этом безответственном человеке, Эдгар По в отчаянии, как будто еще не все было потеряно, взывал ночь напролет: «Рейнольдс! Рейнольдс!» Он повторял это имя несколько часов подряд — но не мольба о помощи вырывалась из его уст, а похоронный звон! Помните?