Мэтью Перл - Тень Эдгара По

В Европе, я знал, вокзалы обыкновенно расположены на городских окраинах; гости Балтимора нередко удивлялись, как это у нас рельсы начинаются в самом центре, а потом конная упряжка заменяется паровозом. Итак, негодяи приближались; я вскинул руку, чтобы привлечь их внимание к объявлению «Берегись локомотива». Мне это удалось. Французы завертели головами, а я припустил как сумасшедший.

Наконец я счел, что можно замедлить бег; оглянулся — ни души. Даже ливень приутих. «Спасен», — подумал я.

И тут, плечом к плечу, из мрака, словно бы простертого Плутоном, материализовались мои французы.

Смертная тоска взяла меня, но в этот самый миг передо мной вырос третий силуэт. Еще через несколько секунд я с ужасом узнал в нем того самого негра, который отирался поблизости от Барона и не сводил с меня глаз на улицах. После уверенного заявления юного Ньюмана о том, что Барон не держит чернокожих слуг, кроме него самого, я пришел к правомерному выводу: если этот негр работает не на Барона, значит, он в доле с французами. И вот он надвигается прямо на меня!

Свернуть было некуда — двое врагов сзади, один впереди. Прикинув, что в схватке с негром шансов у меня больше, я ринулся вперед. Негр поймал меня за рукав.

— Сюда, сэр! — шепнул он, не обращая внимания на мое сопротивление.

Я позволил втащить себя в темный узкий переулок; теперь мы бежали рядом. Ладонь негра лежала у меня меж лопаток; он подталкивал меня, облегчал бег.

Французы не отставали. Негр вдруг стал петлять — то передо мной, по позади.

— Делайте как я! — велел он.

План был понятен; я последовал примеру своего неожиданного друга. В темноте, при сильном дожде, французы скоро запутались и уже не знали, где я, а где мой спутник.

Внезапно негр бросился бежать в сторону от меня, и французы после секундного замешательства разделились — один погнался за негром, второй, как бы с новым приливом энтузиазма, — за мной. Но по крайней мере количество рук, готовых задушить меня, сократилось вдвое. Я не задавался вопросом, почему чернокожий, которого я считал врагом, решил помогать мне в противостоянии убийцам, — времени на раздумья не было.

Я получил преимущество, но действовать требовалось быстро. Мой преследователь остановился, поднял пистолет; дождь мешал ему целиться. Однако выстрел, подобный громовому раскату, все же раздался. Пуля прошила мою шляпу, сбила с головы. Ярость в глазах убийцы и громкий нечеловеческий клекот, вырвавшийся из его груди, напугали меня больше, чем звук и результат выстрела. Мокрая малакка выскользнула из моих пальцев, но я успел предотвратить ее падение.

Дождь постепенно стихал; под ногами чавкала грязь. Оскальзываясь, я пробирался по темным улицам, а за мной неумолимой тенью следовал француз. Я пытался звать на помощь, но горло, стянутое страхом и одышкой, не повиновалось. Силы наши — мои и моего врага — были на исходе, погоню осложняли выбоины и лужи, и все-таки остановка грозила смертью. Вдобавок одежда моя промокла насквозь, шляпы я лишился — иными словами, имел вид настоящего бродяги, грозы добропорядочных горожан. Никто не стал бы меня защищать, никто не дал бы приюта. Мы находились теперь в промышленном районе; я углядел зияющий проем — это ветром распахнуло дверь большого пакгауза.

Я бросился туда, быстро нашел лестницу, ринулся на второй этаж, где наткнулся на единственное свежепокрашенное колесо. Оно не лежало, а стояло вертикально и высотой было мне почти по шею. Я понял, где нахожусь.

Меня окружали колеса, дилижансы, шины, ремни, оси — я определенно был на каретной фабрике Керлетта, что на Холлидей-стрит. На первом этаже выставлялись на продажу новейшие образцы карет. Идея о том, чтобы делать, выставлять и продавать товар в одном и том же здании, была тогда нова; в Балтиморе ее приняли только Керлетт да производитель клавишных музыкальных инструментов, располагавшийся в нескольких кварталах отсюда.

— Ну, господин хороший, ваша песенка спета, — послышалось на французском языке. В дверном проеме стоял мой преследователь. Грудь его тяжко вздымалась от продолжительного бега; глаза пронзали меня, подобно кинжалам. — Бежать больше некуда — разве только вам угодно в окно сигануть.

— Нет, мне угодно поговорить с вами, как принято у цивилизованных людей. Поймите, я не собираюсь препятствовать вам при взыскании долгов с Барона.

Мерзавец шагнул ближе, я попятился. Взгляд у него был проницательный.

— Вот, значит, за кого вы меня принимаете, мосье? — криво усмехнулся он. — По-вашему, мы прибыли в Штаты, чтобы стрясти с какого-то болвана тысячу-другую франков? — В голосе слышалась обида за поруганную профессиональную гордость. — Нет, мы на такое не размениваемся. Дело в другом: на карту поставлено мирное будущее Франции.