– Но ведь икону украли.
Отец Жан улыбнулся:
– Они так не думают. Большинство из них уверено, что она лишила их своей благосклонности к исчезла по собственной воле. И не вернется до тех пор, пока они не исправятся. Я читал о подобном феномене в летописях, но никогда не думал, что сам стану свидетелем такого поклонения. Проблема в том, что они во всем обвиняют орден.
– Чем же вы перед ними провинились?
– Тем, что спрятали ее от людей. Закрыли церковь. Вообще-то это вина генерала Боттандо: он посоветовал нам запереть все двери.
– Такова его работа.
– Да. Но я только сейчас начинаю понимать, что наша работа – игнорировать подобные советы. Теперь нам придется обсудить с братьями, как разрядить обстановку.
– Конечно. Может быть, вы просто подскажете мне, как найти отца Чарлза? Если существует хоть один шанс получить от него полезную информацию…
– Нет ничего проще – он живет здесь. Мы присматриваем за ним.
Отец Жан вытащил из кармана старинные часы на цепочке, посмотрел на них и сказал:
– Хорошо, я отведу вас к нему. Только быстро. Если он в форме, я оставлю вас у него. Дальше вам придется позаботиться о себе самому.
Очень быстрым шагом он повел Аргайла вдоль по коридору, потом вверх по лестнице, взбираясь все выше и выше, пока не дошел до этажа, где современная отделка уступила место старой облупившейся краске. Окна здесь были совсем крошечные, а узкие двери висели на болтающихся петлях.
– Здесь у нас не богато, – заметил отец Жан. – Но он отказывается переезжать.
– Ему нравится здесь жить?
– Он живет здесь шестьдесят лет и жил даже тогда, когда возглавлял орден. Когда он заболел, мы хотели выделить ему более светлую комнату на первом этаже: оттуда ему было бы легче выходить на прогулки, да и доктора советовали сменить обстановку на более жизнерадостную. Говорят, она способствует ясности ума. Но он отказался трогаться с места. Он никогда не одобрял перемены.
Отец Жан постучался, выждал секунду и толкнул дверь внутрь.
– Чарлз? – тихо позвал он во мраке. – Ты не спишь?
– Нет, – ответил старческий голос. – Не сплю.
– Я привел к тебе посетителя. Его интересует архив, и он надеется на твою помощь.
После долгой паузы скрипнул стул в дальнем конце темной комнаты. Судя по всему, помещение редко проветривалось – воздух был густым и тяжелым.
– Ну, показывай своего посетителя.
– Ты можешь с ним поговорить?
– А что я сейчас делаю?
– Вам повезло, – шепнул Аргайлу отец Жан. – Возможно, через некоторое время он отключится, но до тех пор вы успеете что-нибудь выяснить.
– Не надо там шептаться, Жан, – послышался сердитый голос. – Заводи своего посетителя, и пусть он поднимет жалюзи, чтобы я видел, с кем имею дело. А сам оставь меня в покое.
Повеселевший отец Жан улыбнулся и тихонько вышел из комнаты. Аргайл на ощупь пересек комнату, открыл окна и поднял жалюзи. Утренний свет больно ударил по глазам.
Взору его открылась аскетичная комната, весь интерьер которой составляли кровать, два стула, письменный стол и полка с книгами. На стене висело распятие, на потолке была вкручена обычная лампочка. Отец Чарлз сидел на стуле и смотрел на Аргайла спокойно и терпеливо, как умеют смотреть только старики. Аргайл не решился сесть без приглашения и молча ждал, когда отец Чарлз составит о нем свое суждение.
Сам он предполагал увидеть маленького сморщенного старика, трогательного и печального. Ему не удалось скрыть своего удивления, поскольку человек, которого он увидел, разительно отличался от образа, нарисованного его воображением. Перед ним сидел очень крупный мужчина – вероятно, в молодости он был настоящим гигантом. Грудь колесом, мощный разворот плеч – даже сейчас, будучи старым и больным, он казался слишком большим для стула, на котором сидел, да и, пожалуй, для всей комнаты. Его умные проницательные глаза с живым интересом изучали лицо Аргайла. Старик не торопился – он понимал, что инициатива на его стороне.
Выдержав достаточную паузу для того, чтобы визитер понял, кто есть кто, отец Чарлз кивнул:
– Как вас зовут, молодой человек?
Аргайл представился, выговаривая слова громко и ясно.
– Садитесь, синьор Аргайл. И говорите как обычно: я не идиот и прекрасно слышу.
Джонатан смутился.
– Не тушуйтесь. Я уже не тот, что раньше – отец Жан, без сомнения, уже сообщил вам об этом, – но большую часть времени пребываю в здравом уме. Если я начну засыпать, нам придется прервать беседу. Я слишком горд и не позволяю смотреть на себя в состоянии прострации. И вам не позволю.
Читать дальше