Леонид Юзефович - Триумф Венеры. Знак семи звезд

Иван Дмитриевич поднялся на второй этаж, позвонил.

— О, вы очень кстати, — сладко пропела Зайцева, выходя в переднюю. — Мой петушок как раз уехал, проходите… Анфиска, — приказала она прислуге, — собирайся на рынок!

— Я, собственно, всего на секундочку. Шарлотта Генриховна поручила мне передать вам ваш зонтик.

— И все?

— Еще я хотел спросить, где и когда вы купили этот прелестный зонт.

— На что вам?

— Хочу такой же подарить моей жене.

— У вас что ни слово, то жена. Разве так разговаривают с дамой?

— Я бы все-таки попросил вас ответить.

— Даже и не просите. Еще не хватало, чтобы у нас двоих были одинаковые зонты!

— Я куплю другого цвета, не красный.

— Поймите вы, эта модель будет вашей супруге не к лицу. Чересчур изысканно для нее. Ей бы что-нибудь попроще. Да и нужно уметь носить такой зонтик, а у нее на лице написано, что не умеет.

— Научится, на вас глядючи… Где вы его купили?

— В Париже, — ответила она.

Дома Иван Дмитриевич спросил у Ванечки, чего он плакал ночью.

— Я не мог без нее спать, — важно отвечал сын, повзрослевший после вчерашних страданий, — а маменька заставляла.

— Без кого? Без маменьки?

— Без той штучки, что я в лесу нашел. Она в коробке лежала. Я вечером хотел взять ее с собой в постельку, а ее нет.

— Делась куда-то, — хрипло сказала жена.

Иван Дмитриевич почувствовал, как в нем опять оживают ночные подозрения. К месту вдруг вспомнилось, что жена родом из Пензы и весной ездила туда с тещей хоронить бабку.

— Делась, говоришь?

— Ваня, что ты на меня так смотришь? — перепугалась она.

— Я, наверное, и сегодня без нее не смогу спать, — с еще пущей солидностью сказал Ванечка.

— Попробуй только! — пригрозила жена.

Иван Дмитриевич подумал, что еще одного скандала он не переживет… Не хотелось, чтобы сын играл этой мерзостью, но делать было нечего. Из двух зол, то есть двух лежавших в кармане жетончиков, он выбрал наименьшее — не тот, что валялся рядом с мертвым телом Якова Семеновича, а тот, который прилепили к двери, пошел в кухню, соскреб с него мед и налипшие табачные крошки, помыл теплой водой с мылом и торжественно вручил Ванечке:

— На, ирод!

Тот взял, но как-то без восторга, чуть ли не обескураженно. Похоже, теперь ему жаль было расставаться со своими страданиями.

— Так ты еще и не рад? — рассвирепел Иван Дмитриевич. — Отдавай обратно!

— Я рад, папенька.

— Не смей врать! Я вижу, что ты не рад… Отдавай!

Сын взвыл. Разом лишиться и того, и другого — и штучки, и законной печали об утрате — это уже было слишком. Этого он вынести не мог и завыл дурным голосом.

— Оставь, — робко вступила жена. — Пусть играется.

Не обращая на нее внимания, Иван Дмитриевич схватил Ванечку за руку.

— Нет, брат, — мстительно приговаривал он, разжимая сведенные в кулачок пальцы, чтобы выковырять этот чертов жетончик, но сын сопротивлялся отчаянно, и довести дело до конца помешал звонок дверного колокольчика.

Появился Гайпель.

— Иван Дмитриевич, — доложил он, — я его нашел.

— Кого?

Тот опять завел свою волынку:

— Кого вы искали… Кого мне велели найти…

Наконец выяснилось, что он всего-навсего разыскал гостиницу, в которой, бежав из «Аркадии», обосновался князь Папчулидзев.

Лошади были казенные, и полицейский кучер их не особо жалел, для Ивана Дмитриевича — тем более. Понеслись, как на пожар.

— Несомненно, — говорил Гайпель, — в убийстве Куколева замешаны двое: мужчина и женщина. Вы решили, что один из псевдо-Ивановых со своей подругой. Но точно так же можно предположить, что кто-то из этой пары ни в чем не повинен и служил только ширмой для другого. Возможно, Куколева отравили не Иванов с его соночлежницей, а, скажем, Иванов и какая-то другая женщина из другого номера, пришедшая туда с другим мужчиной. Или, наоборот, женщина была от Иванова, но действовала заодно не с Ивановым, то есть не с этим Ивановым из соседнего номера, а с каким-то другим, который пришел с другой женщиной и который даже не обязательно должен быть Ивановым. Вы согласны со мной? В любом случае, — не дождавшись ответа, продолжал Гайпель, — после того, как с моей помощью вы нашли Марфу Никитичну, я заслужил право быть выслушанным. Я привык уважать чужое мнение, но хочу также, чтобы уважали и мое собственное. Если вы не согласны, давайте будем рассуждать, будем спорить…

Тут он поглядел на Ивана Дмитриевича и увидел, что тот спит.

Грозный князь оказался субтильным брыластым человеком с лицом ученой обезьяны. Ничто не выдавало в нем великого любовника, чьи подарки с риском для жизни носят на груди неверные жены. Относительно своей собственной Иван Дмитриевич тоже как-то успокоился. Он знал, что ее любовь нельзя купить ни за какие деньги.