Вадим Волобуев - Агент его Величества

– Это что, допрос? Тогда я требую себе адвоката. И пусть мне скажут, в чём меня обвиняют.

– Вы находитесь на российском судне, мадемуазель, и здесь не действуют американские законы. Впрочем, если желаете, я могу передать вас в руки федеральной полиции.

Расчёт был верен. Она со злостью посмотрела на Костенко.

– Что ж, если вам так хочется… Ни с кем он не встречался.

– Вы уверены?

– Совершенно.

– Почему вы решили сбежать от него? Неужели любовь? – Костенко скептически хмыкнул.

– Представьте себе. Для вас это удивительно?

– Ну почему же! Я хоть и клерк, но тоже не лишён чувств.

Мэри достала откуда-то носовой платок, промокнула им глаза. Сглатывая слёзы, она отвернулась к иллюминатору.

– И что же вы выяснили? Был ваш любимый лазутчиком или нет? – спросил Костенко.

– Что? О чём вы? – она непонимающе уставилась на него. Затем усмехнулась и досадливо поджала губы. – Ах это… Скажу честно, мне это безразлично. – И, заметив изумление на лице Семёна Родионовича, быстро добавила. – Да, безразлично. Все ваши интриги, манёвры, хитроумные планы – мне чихать на них. Провалитесь вы с вашим Катакази, с вашей Россией и с вашим Союзом. Я хочу быть счастлива и я буду счастлива. И ни вы, ни весь ваш флот не разлучит меня с Давидом. Неужто вы думаете, что я стану выкручиваться и лгать? Ха-ха! Мне это ни к чему. Я мечтаю лишь о том, чтобы поскорее вернуться с родной Мартинсберг и обвенчаться с тем, кого люблю. Остальное меня не заботит. Вообразите! И сколько бы вы ни усердствовали, вам не удастся лишить меня счастья. Вот так!

Она смотрела на него, красная от гнева, с полными слёз глазами, а он слушал её и молчал. Затем опустил взор, кивнул.

– Что ж, по крайней мере, откровенно. Благодарю вас. – Семён Родионович поднялся. – Но прежде чем я уйду, позвольте дать вам совет. Не сообщайте о нашем разговоре Чихрадзе. Он – человек вспыльчивый, может всё неправильно истолковать. А необдуманные действия ему сейчас противопоказаны.

Семён Родионович поклонился и вышел в коридор.

«Странно, – думал он. – Почему Катакази скрыл от нас прибытие вестового? Неужто хотел завербовать его? И откуда он узнал, что Чихрадзе будет в Рок-Айленде? Всё это чрезвычайно подозрительно. Похоже, наша миссия имеет здесь собственные интересы, которые не всегда совпадают с интересами России».

Навстречу ему как раз шёл Чихрадзе. Заприметив Костенко, он хмуро кивнул ему и хотел уже пройти мимо, но резидент взял его за локоть.

– Послушайте, гардемарин. Хочу вас предостеречь: вы находитесь в большой опасности. Равно как и ваша возлюбленная. Адмирал ни за что не позволит ей оставаться на корабле. Надеюсь, у неё есть жильё в этом городе?

– Мы сняли номер в гостинице.

– В какой?

– Не знаю.

– Вы помните, где она находится?

– Пожалуй, нет. В Нью-Йорке сам чёрт ногу сломит.

– Хм, скверно. Тогда вот что: возьмите у неё адрес отеля и передайте мне. На всякий случай.

– Зачем?

– Ради вашего же блага. Чтобы я мог предупредить мисс Бойд, если она окажется в сетях контрразведки.

– Это что, ваше обыкновение – бескорыстно делать добро людям? – недоверчиво спросил Чихрадзе.

– Угу. Я вообще альтруист по природе.

– Странно. Все альтруисты, которые попадались мне на жизненном пути, оказывались либо сумасшедшими, либо законченными прохиндеями. Вы к какой породе относитесь?

– Не верите мне? Ваше право. Только знайте: сегодня вечером адмирал выпроводит вашу ненаглядную с корабля, и поминай как звали. Вы её больше никогда не увидите.

– Что же мне помешает?

– Вы разве не в курсе? Особым распоряжением командующий запретил экипажу сходить на берег, кроме как по его личному разрешению. Во избежание побегов. Так что думайте. Времени у вас осталось – в обрез.

Чихрадзе долго и с недоверием созерцал лицо Семёна Родионовича. Несколько раз он порывался что-то сказать, уже открывал рот, но тут же и закрывал его. Потом наконец выдавил:

– Может, пройдём в нашу каюту?

– С превеликим удовольствием.

Надо было видеть лицо Мэри Бойд, когда она вновь увидела Семён Родионовича, да ещё в сопровождении Чихрадзе. Девушка побледнела, прижалась к стене, выпростала вперёд ладони.

– Что с тобой, Мэри? – кинулся к ней гардемарин. – Ты больна?

– Зачем… зачем он здесь? – пробормотала она, таращась на Костенко. – Не надо… не надо… прошу тебя…

Но Чихрадзе не понимал её, а Семён Родионович не спешил переводить. С жалостью глядя на барышню, он сказал: