Клементс Рори - Мученик

Уолсингем, по обыкновению в темной строгой одежде и наискромнейшем гофрированном воротнике, сидел неподвижно, мучимый болями в спине и почках. Рядом стояла небольшая серебряная чаша. Он кивнул своему главному агенту.

— Плохо дело, Джон.

Шекспир поклонился Уолсингему. Джон не стал спрашивать начальника о его здоровье или потакать прочим его слабостям. Вместо этого он достал из-за пазухи газетный листок.

— Еще хуже, господин секретарь, — ответил Джон и передал листок Уолсингему.

Уолсингем быстро прочитал текст.

— Кто-нибудь еще об этом знает?

— Думаю, да, но только не о содержании листка. Констебль и глашатай не умеют читать. На месте преступления неожиданно объявился Топклифф. Он слышал о листках, но к тому времени я уже сжег остальные и не сказал, что оставил себе этот.

— Почему, Джон?

— Я решил, что это касается только вас.

Уолсингем бросил на Шекспира серьезный взгляд. Его темные пронзительные глаза были способны заглянуть в самую душу.

— Твоя накидка в грязи, а одежда порвана. Если не будешь аккуратен, то придется одеваться так же неприглядно, как и мне.

Шекспир рассмеялся над типичной для Уолсингема самоуничижающей шуткой. Однако скрывать что-либо было бессмысленно: господин секретарь всегда все знал.

— Меня стащили с лошади.

— Топклифф?

Шекспир кивнул.

— Джон, вы враждуете, и я не стану этого терпеть. Когда на ферме у крестьянина происходит раскол, его хозяйство приходит в упадок, урожай не всходит, животные болеют и умирают. Мы боремся против общего врага. Пока испанцы стоят у наших дверей, угрожая нам флотом из Лиссабона и армиями Пармы из Нижних земель, у нас нет времени сражаться друг с другом.

— Я знаю, что…

— Вам не нравятся методы друг друга. Топклифф считает вас слабым и сомневается в вашей приверженности делу Иисуса и Англии. Вы считаете его жестоким. Что ж, я знаю, что он ошибается. Вы не слабы, а скорее… серьезны. Но послушайте меня, Джон, сейчас, когда мы стоим перед лицом жестокого врага, такой человек нам необходим. Такие, как Топклифф, достигают своими методами хороших результатов, королева уважает и восхищается им, и никто не запретит ему действовать так, как он считает нужным. Если перейдешь ему дорогу, пеняй на себя. Это касается и твоего слуги с аркебузой, который, похоже, обрел врага на всю жизнь.

Шекспир едва заметно улыбнулся.

— Не думаю, что из-за этого Болтфут Купер потеряет сон. Человек, который совершил кругосветное путешествие вместе с Френсисом Дрейком, сразился и победил голод, бури и испанцев, вряд ли испугается Ричарда Топклиффа.

Уолсингем не повысил голоса, но тон его стал жестче.

— Быть может, вы правы. Но вам придется подчиниться моим желаниям. Джон, как вы думаете, почему я вас назначил помощником министра и начальником своей разведки?

— Признаюсь, порой мне и самому хотелось бы это знать.

— Я выбрал вас, Джон, потому что в вас я увидел что-то от себя. Мы, конечно, разные. В вас меньше… строгости в делах, касающихся религии. Но вы, Джон, усердны и надежны. И, что самое важное, вы не безразличны. Именно ваше беспокойство — наше беспокойство — заставляет нас внимательнейшим образом относиться к мельчайшим деталям нашей работы. И именно детали приводят к результату. Эта задача не для тех, кто полагает, что проблемы можно решать пылкими речами и широкими жестами. Нам, подобно кротам, приходится усердно трудиться в кромешной тьме. Каждый дюйм пути сквозь этот туннель обернется для вас настоящей мукой. Если нет, то я ошибся в вас, Джон. И зарубите себе на носу: наша цель стоит того, чтобы за нее сражаться. Враг желал бы разрушить все, во что мы оба верим.

Шекспир ни капли не сомневался в серьезности намерений Уолсингема. Он еще раз низко поклонился главному государственному секретарю в знак того, что все понял.

— Я понимаю, господин секретарь. Однако я никогда не разделял ваших методов. Я согласен с тем, что, когда на кону безопасность нашей королевы и государства, необходимо прибегнуть к крайним мерам. И если это означает применение пыток, чтобы получить информацию, пусть будет так. Но я не стану терпеть человека, который пытает мужчин — а иногда и женщин — ради удовольствия.

Уолсингем гневным жестом заставил его замолкнуть.

— Довольно. Не желаю больше слушать о вашем отношении к господину Топклиффу. — Он знаком пригласил Шекспира сесть, и его голос смягчился. — Это еще не все, Джон. Хотел бы я иметь бездонную казну, чтобы нанять армию истинных джентльменов и вести эту тайную войну, но сейчас трудные времена и мы должны жить по средствам. Вы продолжите расследование дела Бланш Говард. Боюсь, что на кону гораздо большее, чем просто смерть женщины. Выясните, с кем она водила дружбу. Обратилась ли она в католичество? Кто сделал это и почему? Что означает этот текст и кто стоит за ним? Иезуиты? Больше привлекайте к делу Слайда. Используйте его сеть. Он — мой должник, и Слайд, вероятнее всего, знает, кто стоит за всем этим. Также найдите Роберта Саутвелла. Он опасен. Саутвелл виновен в смерти Бланш Говард? Я слышал, что Топклифф считает именно так. Это был бы не первый случай, когда кто-то из Саутвеллов помогает разделаться с членами семейства Говардов. Разве не отец Саутвелла, сэр Ричард, выступил главным обвинителем против Генри Говарда, графа Суррея, и приговорил его к смерти? Между этими семьями нет любви, Джон.