Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

— Мария Егоровна, вы еще никому танцев не обещали?

— Нет, — ответила она тихо, чуть краснея.

— Тогда позвольте пригласить вас на полонез, вальс, кадриль, падекатр... Что еще нынче танцуют?

Княжна простодушно ответила:

— Шакон, миньон, польку, падепатинер.

— Сдаюсь, — рассмеялся Соколов, — старому коню такая ноша не в пору!

Он поцеловал руку спутницы выше перчатки. Облаченный в новый, прекрасно сшитый фрак, в белый с мелкими звездочками жилет и в модный широкий белый галстук, Соколов выглядел как образец элегантности. И он добавил:

— Позвольте, княжна, иметь надежду на три первых танца?

Мария Егоровна покачала головой:

— Но нет же, граф! Вы отлично знаете, что это не по правилам — нельзя отдавать три танца подряд одному кавалеру... Если он только не жених.

— Дурацкие правила! Загодя завидую вашему жениху.

Княжна вновь покраснела:

— У меня нет жениха.

— Но если бы он и был, — быстро ответил Соколов, незаметно для других пожимая ее кисть, — то я... — он понизил голос до шепота, который, впрочем, было слышно в дальнем углу зала, — я бы отбил вас у него. Или, — он сделал страшные глаза, — застрелил бы на дуэли!

Все, как бывает обычно в начале обеда, двигали стульями, носились ливрейные лакеи, на хорах настраивался оркестр. Соколов, помогая удобнее сесть Марии Егоровне, произнес:

— Тогда мои — вальс и кадриль. Не возражаете?

Княжна белозубо в ответ улыбнулась:

— Согласна!

...На хорах заиграла тихая музыка. Раздались звуки ножей и вилок. Подходя с правого плеча, дворецкий предлагал:

— Дрей-мадера или токайское?

Соколов приказал:

— Шампанское!

Подали черепаховый суп. Соколов отведал и восхитился:

— Анна Алексеевна, ваш каторжник и впрямь отличный кулинар!

Княгиня отозвалась:

— Рада угодить вам! А то на самом деле из-за какого-то супа моего бедного Жана этапом отправите в Сибирь.

За столом улыбнулись.

На мужской половине, как обычно бывает, делалось все шумнее и шумнее. Говорили о перемещениях в правительстве, о наглости германского императора и прусского короля Вильгельма II Гогенцоллерна, о разгулявшемся в России бандитизме и революционном терроризме, о Думе, ставшей источником склок и раздоров.

Курлов вина не употреблял, и чувствовалось, что он испытывает нетерпение. Соколов пил лишь шампанское, и им овладело приятное возбуждение. Он вдруг поймал на себе взгляд княжны, и это наполнило его приятным волнением.

Гости один за другим произносили пышные тосты в честь “незаменимого украшения общества княгини Анны Алексеевны, соединяющей в себе женственность, отзывчивость и радушие”, пили за ту, что “стоит на высоте современного положения вещей, когда достоинства личности более не определяются ее половым происхождением”.

Старенький сенатор Орлов, крестным отцом которого был Алексей Андреевич Аракчеев (о чем сенатор любил напоминать), долго и не к месту рассуждал “о нынешнем упадке нравов, крушении настоящих государственных авторитетов и возвышении личностей ничтожных”, но все же наконец закончил:

— Княгиня! Ваш дом — оплот настоящей и подкупающей обстановки душевного гостеприимства.

Пребывая в стенах вашей родовой крепости, я словно вновь погружаюсь в ту атмосферу человечности, которая была свойственна нашему обществу в благословенные времена Императора Николая Павловича! Так выпьем за княгиню Анну Алексеевну! Виват!

Обед подошел к концу. Мужчины потянулись в курительную комнату, в кабинет. Лакеи уже спешили туда с ликером и кофе. Соколов и Мария Егоровна вновь обменялись взглядами и уже улыбнулись друг другу как старые друзья.

Курлов и Соколов направились в зимний сад. Шеф жандармов сказал:

— Если то, что рассказывают о вас, Аполлинарий Николаевич, хотя бы на треть верно, то вы рождены для политического сыска. Почему бы вам не перейти в наше ведомство?

— Милый Павел Григорьевич! У вас служат ради чинов, наград, денег, а меня ничего из этого не интересует. Я... свободный художник в своем Деле. Да и чувствую личную острую неприязнь к убийцам и маньякам. Вот и охочусь за ними.

Курлов живо подхватил:

— Прекрасно! У меня есть одна задачка, которую мы разрешить сами не умеем. Вы мне можете посвятить несколько минут?

Соколов согласно кивнул головой:

— Обожаю задачки из криминальной математики! — и он широко улыбнулся.

— История сложная, запутанная, я изложу лишь самое необходимое, довольно схематично. Все началось с разоблачения осведомителя “всех времен” Евно Азефа. Негодяй Бурцев сделал это в исключительный вред Империи. Если, не приведи Господи, когда-нибудь у нас произойдет революция, то этот горе-правдолюбец должен знать: именно он ее значительно ускорил.