Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

...Выяснилось, что в канун свадьбы Прокофий тайком вызвал Лукерью из дома. Он хотел ее, по совету Гордея, утопить. Но девушка, заподозрив неладное, повернула к дому. Тогда Гордей задушил ее проволокой. Убийцы без особых усилий засунули труп в громадное дупло дуба. Чтобы отвести от себя подозрения, завлекли на берег Москвы-реки инженера Тихонова. Гордей камнем стукнул по голове свою жертву, а труп спустили в воду. Тот же Гордей забрался через окно в жилище инженера и похитил все ценности. Еще прежде, отвязав лодку, отпустили ее плыть по течению, имитируя побег. Платок Лукерьи подбросили на берегу.

Знаменитый адвокат А.Ф. Кони в своей защитной речи привел сильный довод:

— Ни один нормальный человек не пойдет на убийство молодой, красивой и к тому же богатой невесты ради отвратительной продажной женщины. Муратова не судить — его лечить надо!

Однако суд обоих убийц приговорил к каторге — на пятнадцать лет каждого. Криворучко “за подстрекательство” получила три года.

Прокофия и Гордея отправили в Нерчинские рудники. На другой год старик Муратов впервые за свою жизнь оставил дела и поехал навестить сына. Но встретиться с сыном ему не удалось. Уже за Уралом он простудился и умер. Его богатое хозяйство вскоре разлетелось по ветру.

Супруги Серовы взяли себе на воспитание племяшку-сироту, внешне чем-то напоминавшую Лушу. В советское время она стала известной детской писательницей.

Это ужасное событие, заставившее говорить о себе всю Москву, случилось за два дня до нового года. Стояла лунная морозная ночь. Тротуары опустели, но в театрах начался разъезд. Лихачи, давая разгул натуре, дико гнали лошадей по обледенелым мостовым, торопясь доставить седоков в рестораны, клубы, собрания. Как обычно, в этот час в городе наступало таинственно-праздничное настроение.

На сей раз оно было нарушено чрезвычайным происшествием. На углу Салтыковского переулка и Петровки вдруг порохом вспыхнул двухэтажный дом потомственной почетной гражданки Грудковой. Из окон первого этажа рвануло пламя, треснула и повалилась на снег новенькая вывеска

ФИНАНСОВАЯ КОМПАНИЯ И. ТРАХМАНА

С соседней Скобелевской площади, трезвоня колоколами, вмиг домчались куражные и ловкие мужички — пожарные. Они сбили пламя. На полу первого этажа обнаружили сильно обгорелый труп.

Вызвали полицию. За дело принялся сам Соколов. Началось следствие, которое дало поразительные результаты.

Иван Спиридонович Трахман был симпатичным молодым человеком в черепаховых очках. В недавние времена, пребывая студентом Императорского Санкт-Петербургского университета, своим благонравием и усердием свидетельствовал, что он не бесплодно для науки и государства обретался пять лет в стенах почтенного учреждения. На выпускном акте физико-математического факультета Трахман удостоился почетного отзыва самого министра народного просвещения, члена Государственного совета, сенатора и тайного советника Александра Николаевича Шварца.

— Я ведь на золотую медаль рассчитывал, — признался Трахман своему приятелю и соученику Леону Люцеранскому.

Однако в прочувствованном слове он горячо благодарил родную альма-матер и обещал: выходя из священных стен университета, всего себя посвятить святому делу — служению обществу!

А служить было надо: отец, акцизный чиновник, спился окончательно, и ему отказали от места. Мать билась изо всех сил, чтобы прокормить двух дочерей-подростков.

Теперь Иван через отца Люцеранского — крупного чиновника Дворянского земельного банка, что на Адмиралтейской набережной, сумел поступить учителем во 2-ю мужскую гимназию. Жизнь вроде бы стала веселей, да с годовым жалованьем в тысячу двести рублей особо не за- шикуешь. Иван вздыхал:

— Если бы на одного, а то прокорми всю мою ораву!..

Но обстоятельства жизни приготовили вчерашнему студенту приятную перемену судьбы.

В Москве, в тихом Перуновском переулке, что в Сущевской полицейской части, в собственном домишке жил-поживал дядя Ивана Трахмана. Дядя был трезвым, богомольным, скуповатым, да к тому же держал москательную лавку. Так что денежки у дяди водились.

На третий день Масленицы, вернувшись с обедни в соседней церкви Казанской Божией Матери (окошки дядиного домишки как раз выходили на сей храм), он сел трапезовать. Кухарка Анна, голенастая и смазливая девица, из мещан, поставила на стол блины и сметану, потому как икру дядя не ел из экономических соображений. После третьего блина дядя вдруг налился багровой кровью и грохнулся на дощатый пол. Прибывший доктор определил наступление смерти от апоплексического удара в голову.