Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

Однако лакеи, спавшие в одной комнате с Никифором, показали, что он всю ночь из помещения не выходил. Немного пришедшая в себя Наталья, тяжело и прерывисто дыша, рассказала сыщикам:

— Когда с мама мы пришли в спальню, я тут же уснула. Больше ничего не помню. Да, был сон: будто на меня навалился громадный медведь и душит. А где мама?

Наталье про смерть матери пока решили не говорить.

Граф пригласил к обеду, но сыщики отговорились занятостью. Тогда Иван Львович предложил:

— Моя коляска в вашем распоряжении. Эй, Ипполит, прикажи Никифору запрягать!

Через несколько минут рессорная коляска на дутиках — резиновых шинах (особая роскошь!) — катила в Гнездниковский, к сыску. Жеребцов, недавно приобщившийся к дурной привычке, закурил. Почуяв аромат, Никифор, невзрачный мужичишка в теплой ямщицкой шляпе с высокой тульей, державшейся на красных оттопыренных ушках, обернулся:

— Извиняйте, не будет ли от вашей милости насчет закурить?

Затянувшись, Никифор сладким тоном знатока, произнес:

— “Дюшес” — замечательный предмет! Прямо андельское благовоние.

Жеребцов, едва ли не в сотый раз за день, произнес:

— А насчет “Голоса” не припомнил? Может, кто балуется им у вас?

— Чего этот “Голос” нынче всем сдался? — с недоумением пожал плечами Никифор. — Конечно, дух в ём есть, но ведь этот табачок не забористый! А ведь как дымку хлебнул, так надоть, чтоб за душу хватал. Самолично я имею предпочтение к “Зоре”. За пять копеек — двадцать штук! Дыми — не то что комар, клоп к тебе подползти не могит. Потому как “Зоря” силу в запахе имеет. А вот кухонные наши мужички, так те обыкновенны к “Теремку” или “Новому веку”. Их сиятельство Иван Львович усерден к “Габаю” — трубку им раскуривает. Полтора рублика за коробочку-с! Зато как мимо проходят — болдуухание небесное! У них, у “Габая”-то, ради такого табака на прошлой неделе, повар наш сказывал, двоих мужчин жизни лишили.

— А другие что курят?

— У кого чего есть, то и курят. — Никифор подозрительно оглянулся на Жеребцова. — Вы, ваше благородие, об чем намекаете? Небось наш дворецкий Ипполит Захарыч наговорил, что я “стрелок”? Так он сам, хучь в спинжаке щеголяет, а “стреляет” больше всех. Ему боятся отказать, вот он и выгадывает! А на свои он только “Роскошь” курит. Как запендрячит — у коней ноги подгибаются. Такую дрянь всякая слякоть курит, а он — туда же. Вот вы все: “Голос” да “Голос”! Он его не курит, а намедни где-то пачку “стрельнул”. Я штучку попросил, так он не дал, да еще оговорил.

Соколов внимательно посмотрел на Никифора:

— Да врешь ты все, сочиняешь! Дворецкий в рот не берет “Голос”

— Это точно, не берет. А курить курил. Я его спросил: —Дорогие?”, а он мне: —Деньги не платил, хороший человек две пачки сам преподнес!” Врет, поди, леший! Кто же это преподнесет, ежели ты сам не попросишь? Чего говорите? Ах, приехали. Я вас, судари мои, в аккурат доставил. Еще одну "дюшеску” на память не оставите? Как, всю пачку, да еще целковый? Ну, спасибо, господа начальники, уважили.

Лучшие агенты наружной службы были брошены на слежку за Ипполитом. В занимаемой им комнате Жеребцов и Ирошников провели литерное мероприятие номер один — негласный обыск. Ничего любопытного не нашли.

Тем временем Горький разыскал по телефону Соколова, заокал:

— Как дело продвигается? Убийцы еще не пойманы? Вы уж, граф, постарайтесь, пожалуйста.

Соколов с нескрываемой иронией отвечал:

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

— Какое же я превосходительство? — миролюбиво вопрошал Горький.

— Самое настоящее! Ведь вы в литературе первый нынче генерал!

...На третий день после убийства Ипполит вышел из дому. За ним по противоположной стороне тротуара шагах в тридцати двинулся Гусаков. Ипполит вышел на Бульварное кольцо и направился к Тверской.

От памятника Пушкину дворецкий свернул направо, дотопал до угла Газетного переулка и скрылся за дверями подъезда, на котором сияла вывеска

ФАЛЬЦ-ФЕЙН.

Меблированные комнаты

Гусаков ждал минут пять и затем вошел вслед за Ипполитом. Агенту повезло: он сразу же за конторкой увидал содержательницу меблирашек — платного агента полиции Михееву. Узнав, кто интересует Гусакова, она сообщила:

— Ипполит Захарыч частый наш гость. Он обычно с дамочками приходит — часа на два. А тут привел неделю назад... — она полистала регистрационную книгу, — Алексея Самуиловича Голодца. Тот из номера почти не выходит. Сидит один и пьет водку. Только вот третьего дня явился уже утром — часов в шесть.